Читаем Сборник по ЧЖ:NGE полностью

А после ужина связист радостно извещает: есть связь с Токио. Осела на землю металлическая пыль, террористы задолбались крутить ручки умформеров, молчат электронные глушилки армейцев. Прием чистый. Вызывать вертолеты?

И тут все замолкают угрюмо и окончательно. Вопрос не такой простой, как может показаться. С чего заваруха-то началась? Кагиса нехотя рассказывает: сперва силы самообороны Японии выдвинули какой-то малопонятный ультиматум институту НЕРВ. И те, и другие — японцы. Вроде как армия РФ выдвинула ультиматум Академии Наук. Да еще и по богословскому вопросу: молилась ли ты на ночь, Дездемона?

А потом — ну ни с того ни с сего! Аску в EVA, EVA в бой. Механоид EVA — это, конечно, большой и страшный робот, обычными снарядами его и не пощекотать. Но… у противника оказались такие же большие и страшные роботы. Белые. Беспилотные. Заживляющие раны и пробоины прямо на глазах. Не замечающие боли. Да еще и целых девять. А еще японская армия. А еще террористы. Вовремя Габриэлла сообразила выставить Синдзи Икари на экраны, да обыграть наградной син-гунто. То бишь фамильный самурайский меч генерала Курибаяси, геройского защитника Окинавы. Выступил Синдзи, речь толкнул — и ударили самураи друг другу в спины. У них это фамильный спорт с эпохи Сэнгоку Дзидай, то бишь — Враждующих Царств. Вроде как хорошо: меньше противника…

Видя, что Нагиса говорит все медленней, Артем приходит на помощь. От имени миротворцев. ООН в стороне оставаться не может. Это значит — ежели силы самообороны вместе с примкнувшими рев-в-волюционными террорюгами всех размеров и сортов захомячат под себя оружие наподобие EVA… тут такая борьба за мир пойдет, что не останется камня на камня… и под камнем. Ладно бы — против EVA нет приема. Как раз есть. И меряется этот прием в мегатоннах, все равно как любовь к теще — в километрах. И вот тогда уже во всю ширь пойдут по карте стрелки рисовать. АнгелОв вам было мало? Мы идем, встречайте нас!…Вот вынимал Артем из капсулы самого Икари Синдзи. Тогда все четко было: Ангелы там, свои здесь. Этих спасать и вытаскивать. Тех — напротив, стрелять да оттаскивать.

Сегодня же черт пойми, что делается. Вызовешь вертушки, а кто прилетит по перехваченному сигналу? Самураи, которые за НЕРВ? ООН, которые за самураев? НЕРВ, который вообще ни за кого? Или те хваткие ребята, у которых Рей уже побывала в гостях — к счастью, недолго и без ущерба. Да и незачем нам приключения. Мы Голливуд-то любим больше Тарковского. Лучше хэппи-энд, чем… Ну да… Чем энд оф евангелион. Надо девушек спрятать. Хорошо спрятать, чтобы искать даже и не думали. Чтоб нашли — и успокоились.

По завершению ужина подбирают на девушек два танковых комбинезона. Два шлема. Потом девушки переодеваются в привычном уже нутре тяжелого БТРа, рожденного на Урале, прожившего полжизни в Иерусалиме, и теперь жгущего фрикционы по косогорам страны Ямато.

Затем кидают в люки БТРа скомканные контактные комбинезоны. Да по пряди волос. Артем отворачивается: если нет уверенности, что сгорит машина, что будут в обгорелых кусках одежды пинцетами искать органику на анализ ДНК — незачем волосы кидать. Но карту читать давно уже умеют все, кому положено. И после двух прорывов через перевалы ясно каждому ловцу, куда пробивается колонна и где фугасы закапывать. Горы ведь: на кривой не объедешь, на прямой не обгонишь.

Тут к Артему подходит командир танковой роты и осторожно берет за локоть:

— Артем… Ты не особо забивай себе мозг тем, что хлопцы наговорили. Лады? Кто ж по доброй воле честно ответит, с какого хрена он бегает по горам с автоматом, когда его сверстники там бизнес строят и баб делят. Так что… Ну… Сноску на ветер делай. Хорошо?

А потом к Артему подходит мехвод "ахзарита", который возил девушек всю дорогу, а теперь везет комбинезоны, пряди волос, тонкий-тонкий запах лимонных салфеток, которыми подружкам приходилось вытираться вместо мытья; везет ощущение хорошего и осмысленного доброго дела, которое поселилось в десантном отсеке как поселяется в хорошо намоленных церквях и местах силы.

Мехвод молчит. Неловко улыбается:

— Мы прорвемся… Мой король.

И вдруг кричит — на выдохе, как орут лозунги на парадах:

— Тем! Придумай меня живым!

Захлопываются люки, грохочут дизеля, встают пыльные столбы, в которых так хорошо спрятаться четверым оставшимся. Колонна уходит на Готембо — куда по ожившей связи вызваны НЕРВовские вертушки.

А сержант спецназа с Артемом и обеими девушками шаркают по горам неприметными тропинками. Куда-нибудь, где можно купить или украсть одежду. Позвонить по кодовому номеру. Дождаться бронированного джипа с парнями из второго отдела.

* * *

— Мисато… Можно с вами поговорить?

— Габриэлла? Ну, конечно.

— Мне плохо.

— Тебя кто-то обидел?

— Нет… Я не знаю, как рассказать. Скорее, я обидела.

— Твой кофе. Твой торт. Ты плачешь? Это из-за Синдзи?

— И да… И нет. Это я звонила.

— Тот перехваченный звонок, с которым Фуюцки до сих пор не знает, что делать? Засядько Семен Михайлович, летная куртка, шоколад "гвардейский", ага?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Пульс
Пульс

Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс — один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10 1/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд» и многих других. Возможно, основной его талант — умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство — Барнсу подвластно все это и многое другое. В своей новейшей книге, опубликованной в Великобритании зимой 2011 года, Барнс «снова демонстрирует мастер-класс литературной формы» (Saturday Telegraph). Это «глубокое, искреннее собрание виртуозно выделанных мини-вымыслов» (Time Out) не просто так озаглавлено «Пульс»: истории Барнса тонко подчинены тем или иным ритмам и циклам — дружбы и вражды, восторга и разочарования, любви и смерти…Впервые на русском.

Джулиан Барнс , Джулиан Патрик Барнс

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Современная проза