Сборник произведений

— Вы, дорогуша, эмигрант сравнительно поздний — во время белого движения почти под столом ходили, и нет ничего удивительного, что вы не знаете… Как же, как же! Такие порки задавал, что мужичкам небо в овчинку казалось. Раз даже попал под суд «за превышение»… Три дня мариновал пейзан на леднике, пока те всех большевичков не выдали. Однако суд его оправдал, потому что в остальном — безупречен: не грабил, взяток не брал и вообще монархист до кончиков ногтей. Вот только в церкви мало прилежен, а наукой, вроде вас, — совсем не интересуется. Так что, насколько мне не изменило зрение, могу поручиться, что сегодня он сюда не заходил…

6. Мысли и факты

Выйдя на улицу, Александр Петрович посмотрел на часы. (Свои вчера заложил.) Без четверти пять… Ехать на дом к Секирину рано… Иван Матвеевич уходил из конторы после шести и вдобавок засиживался в кафе — «с клиентами» — как объясняла любопытным добрейшая Лидия Васильевна.

Чтобы убить время, Александр Петрович решил заглянуть в излюбленный Секириным «Куполь» и, сойдя в метро — быть может, под влиянием душных и каких-то потусторонних подвалов — весь наполнился ощущением общей безвыходности и своей, и вообще мировой жизни. Тридцать лет бесконечной канители и впереди такое, что и заглядывать противно. Хотелось не то пожаловаться маме, не то дать кому-то по морде, не то влезть на автомат для шоколадок и оттуда призывать всех к покаянию и братской любвеобильной жизни.

Александр Петрович очень не любил быть безработным. Его изводило все: и то, что вполне здоровый, средних лет мужчина, вдруг впадал в какую-то беспомощность, вроде как в изнурительную и постыдную болезнь, и то, что все ему сочувствуют, но задние мысли ползают по дружелюбным лицам, словно мухи по оконному стеклу — дескать: «не был бы обалдуем — не околачивался бы без работы» или еще хуже: „знаем мы таких! Какая там работа, раз пособие лентяям платят!» А дешевые советы сыплются, как из рога изобилия, а за ними следуют обиды, если их не послушаешь, или, послушав, ничего не доспеешь… А потом надо, как проститутке по тротуару, мотаться по возможным работодателям, предлагаться и на то, чего иногда и в зуб ногой не понимаешь. Причем одни отказывают просто — без выражения, другие «с интонацинй», а третьи и с откровенной грубостью. И то же самое происходит и с чиновниками на разных записях, отметках и получках.

Александр Петрович никогда не льстился ни на знатность, ни на богатство. Если бы ему пожизненно предоставили какое-нибудь вдрызг озеркаленное и раззолоченное палаццо — он, с места в карьер, растерялся бы в нем, как заяц на льду, и, тоскливо побродив по историческим и внеисторическим залам и салонам, в конце концов — с пользой для души и тела — обосновался бы в дворницкой или домике садовника. Так же мало давила на его воображение и собственноручная яхта, с предельным комфортом и предельной специализацией неисчислимой прислуги и матросов (один держит рулевое колесо, а другой — носовой платок для рулевого) и с бандой приглашенных, кобелиным зудом окружающих возлежащую на палубе и микроостатками одежды отмечающую особо рекомендованные для обозрения частности дочь короля консервированных потрохов или очередную голливудскую Диву, у которой зубы, губы, ресницы, брови, волосы и прочие обработке доступные части тела при посредстве высококвалифицированных мастеров своего дела доведены до такого состояния, что прежде чем приступить к факту неопытный потребитель непременно задумается: «И каким Макаром это самое здесь делается, прах его побери?»

В рассуждении женской красоты Александр Петрович техники не любил и откровенно предпочитал тепличным простые полевые цветы (пусть даже с легким душком здорового сельскохозяйственного пота).

В отношении же благ собственно материальных он часто и грустно завидовал только тем, у кого над головой не условный и всегда недоброжелательный, как за деньги услужающий холуй — отельный потолок, а добрая отеческая или даже праотеческая кровля, у кого под руками постоянное поле для применения его сил и способностей и кто твердо знает — на годы вперед — что, если не случится землетрясения или извержения вулкана, у него будет работа, будут кров и пища.