Сборник проза и блоги

За пару часов моя славная адвентистка выжала меня досуха. Я не мог шевелиться, а она бродила по комнате, обнаженная, попадающая из света безумного солнца в тень. Умиротворенная и разморенная. Глаза ее светились покоем. Стоит признать, что снулый ботаник плохо ее опылял, раз у его курочки накопилось столько энергии.

— Дубль три? — предложила она, потягиваясь ленивой кошкой. Я был не в силах отказаться или хотя бы надеть штаны. Будущее казалось мне неопределенным. Ее было трудно представить старой. Безобразной и морщинистой бабой, вспоминающей ушедшее на больничной койке, где-нибудь в богадельне. Она была сама жизнь, рыжая Кони с мраморной кожей. Слепое пламя, бьющее наугад. Во все стороны. Обжигающее, оглушительное пламя, имя которому было жизнь. Я хотел быть с ней, и секс был не основной причиной.

— Ты веришь в Бога, Макс? — отдышавшись, спросила она. Мне почему-то показалось, что она произнесла это слово именно так, с большой буквы. Странный вопрос женщины, только что испытавшей оргазм. Я смотрел в ее глаза близко-близко, так, что казалось, я вижу, что у нее там, в темных провалах зрачков. Что-то неуловимое. Словно она пыталась сделать очень важный шаг и останавливалась в паре миллиметров. Будто натыкалась на преграду. Немые вопросы, ответы на которые я бы дать не смог.

— Я верю в Деда Мороза, дарлинг, — я поцеловал ее. Приподнявшись на локте, она серьезно посмотрела на меня.

— А кто это?

— Один человек.

— Ты веришь в человека? — Кони встала с кровати и опять заскользила по комнате. Казалось, ее интересовало все. Она трогала вещи. Мои и тиа Долорес. Внимательно их рассматривала. Небрежно пролистала мятый отчет военных медиков, зевнула и отложила бумаги в сторону. Сложила их аккуратно на столе, водрузив сверху синий блокнот с записями. Наконец ухватив с полки карандаш, навернула на него пряди и воткнула в волосы, смастерив импровизированную шпильку. После обернулась ко мне и улыбнулась.

— Так ты веришь в человека?

— Мне же нужно верить хоть в кого-то?

— Ты смешной, — пошло ответила она. Когда женщине нечего сказать, она говорит, что ты смешной. Я слышал это десятки раз. За стенкой раздался стук, глуховатая миссис Лиланд устроила стакан поудобней. Ей было плохо слышно, моей доброй старушке.

Хозяйка мою постельную акробатику не одобряла, но и не запрещала. У нас с пожилой вдовушкой был холодный взаимовыгодный нейтралитет по этому поводу. Иначе ей бы не о чем было тереть в компании. Она бы потерялась на фоне потеющего пальца дядюшки Дональда и печеночных колик какой-нибудь развалины. Вот новая мышка у русского — это случай! Тут было что пожевать. Казалось, что тетушка завела подробный дневник моих выступлений дуэтом. Впрочем, мне было плевать. В глубине черепа (налево от гипофиза) в пыльной комнате с кривой меловой надписью «Кемерово», все еще жила Аля. Временами я заглядывал в этот закоулок и плакал. Тосковал ли я? Жалел себя? Не знаю. Есть проблемы, которые не решить, они как камешки на зубах, их можно проглотить, но дойти до сути — никогда. Вот поплакать — всегда пожалуйста. Никто не запретит всплакнуть внутри себя. Там, под циничной броней. Это успокаивает, верите?

— Мы еще встретимся?

«Я буду любить тебя все лето», — на это сложно что-нибудь ответить. Такая же глупость, как и те надрывные призывы, что недалекие Ромео пишут на асфальте под окнами. Они считают это любовью. Пошлые фантазии, глупые выдумки, после которых следует катастрофа. Признавшись себе, я все еще боялся признаться ей.

Кони устроилась в старом кресле, ее растрепанные волосы светились в лучах солнца. Зачем она их подкрашивала? Стеснялась природного рыжего цвета?

— Конечно, — соврал я. Тиа Долорес обеспокоено завозилась за стеной, не расслышав последнюю фразу.

— Послезавтра?

— Послезавтра, я занят, Кони, — я разглядывал ее тяжелые груди, веснушки и аккуратный рыжий кустик там, где начинаются ноги. Она смущенно прикрылась ладошкой и улыбнулась. — Уеду на целый день.

— Жаль. Я буду свободна, мы могли бы съездить на пляж. Плайа Бланка, там очень красиво. А потом целую неделю надо будет сидеть с Джоши. Няня хочет съездить к родным. Это дело… Ты не мог бы перенести?

— Нет. Никак, дарлинг, — я дотянулся до пачки на ночном столике и закурил. Н 956, синий тент, перевозчик «Норд стар Логистик». Слава и почести.

— Дай мне тоже, — она протянула руку.