Как бы непосредственным следствием Осуждения 1277 года была концепция радикального эмпиризма Вильяма Оккама (ок. 1285–1349). Оккам учил, что в силу абсолютности божественного могущества априорные рассуждения в отношении природы бесплодны. Если Бог может создать акциденции без субстанций, например, сделать так, что огонь будет нести прохладу, то наши спекулятивные построения в отношении огня имеют мало силы. Познание может опираться только на интуитивное, непосредственное усмотрение, а философские спекуляции о природе имеют лишь вероятностное значение. Концепция Оккама была одним из истоков экспериментального метода в физике. Однако, в силу своего радикализма, сама по себе она была малополезна для построения науки о природе. Постепенно выделились более умеренные подходы, как например, методология Жана Буридана (ок. 1300–1358), который полностью признавая божественное всемогущество, считал, тем не менее, что человек может получать достоверное знание о природе, в смысле обычного хода природы (communis cursus naturae), не связанного с прямым божественным вмешательством. Подобная установка открывала путь к изучению вторичных причин (т. е. природных, первичной причиной был сам Бог) происходящих в мире явлений. На этом пути Буридан сформулировал, в частности, свою концепцию импетуса, которая значительно повлияла в дальнейшем на построения Галилея и Ньютона. В позднем Средневековьи (XIV столетие, в особенности) делаются также решительные шаги на пути преодоления пропасти между физикой и математикой — характерной чертой аристотелевской науки. Калькуляторы Оксфорда[150] (В.Бурлей, Дж.Дамблтон, В.Хейтесбери, Р.Свинсхед, Т.Брадвардин) рассматривая изменения «степеней качеств» вещей, начинают применять для этого математические методы, как в арифметической, так и в геометрической форме. Они активно обсуждают свойства бесконечно малых и континуума. Всё это оказало значительное влияние на теоретические конструкции Галилея, на возникновение дифференциального и интегрального исчислений в XVII столетии.
Этот религиозно-философский мотив, — бесконечное могущество христианского Бога, как основа для релятивизации любой некреационистской метафизики и выдвижения номиналистической стратегии познания природы, — был в дальнейшем усилен новыми богословскими тенденциями, связанными с протестантизмом[151]. Протестантская теология, и в общем, и в частных своих воплощениях, в особенности сделала акцент на божественном всемогуществе, в ущерб, может быть, другим божественным атрибутам (всеведению и всеблагости (любви)). В томистском варианте католической теологии был достигнут определённый синтез аристотелизма и христианской догмы: аристотелевские природы понимались здесь как сотворённые самим Богом, который «уважает» свойства этих природ и использует их для достижения своих целей. В протестантской же теологии значение природных качеств перед подчёркнутой бесконечностью божественного всемогущества как бы стирались; вся вселенная перед фактом этого всемогущества превращалась в единое однородное целое — пассивную материю, на которую извне были наложены законы природы. Этот аспект протестантского мировоззрения помог формулировке основных законов классической механики, в которой концепция пассивной инертной материи играет существенную роль. Любопытно, что основные артикулы протестантского богословия, «пассивная праведность» (через веру, а не дела) у Лютера, или доктрина предопределения у Кальвина говорят всё о той же пассивности сотворённых существ, аналогом чего в классической механике является понятие инертной материи.