Сборник работ. Шестидесятые

…С Сашей мы гуляли чуть ли не все воскресенье. Может быть, банален портрет, но так оно на самом деле — мягкие карие девичьи глаза и длинные-длинные ресницы. Парень очень добрый, очень привязчивый. Он говорил мне, что не был ещё ни разу в метро, что не видел ещё ни одного «живого» хоккеиста, что… Я думал, сколько же у вас было возможностей завоевать Сашину любовь. Он мне рассказывал о том, как сам с ребятами соорудил спортивную площадку в соседнем дворе (а вы об этом даже и не знаете), о девушке, с которой дружит. За один день — да, я смею так сказать — я узнал больше, чем вы за два года.

Мы бродили с ним по знаменитой одесской Дерибасовской. И говорили обо всем. Только об одном не говорили. О его несчастье. Я знал, сколько он уже выплакал слез на всех комиссиях и в судах, видел, как вздрагивает его сердце, и чувствовал — заговорим об этом, и под ним асфальт расплавится от горя.

Он очень привязчивый.

— Можно, я приду в аэропорт, провожу вас, — сказал он. — Я обязательно приду.

Ни ему, ни мне не хотелось расставаться.

Я ждал его в аэропорту. Но он не пришёл. Видно, опять что-то случилось…

г. Одесса

1969 г.

Всегда с тобой

Однажды я видел, как громадный, богатырского сложения мужчина во сне беспомощно звал мать. Наверное, во сне ему было плохо, а может быть, снилось ему, что кто-то хотел его обидеть…

История под названием «Пасынок», рассказанная в № 192 «Известий», вызвала много читательских писем. Речь шла о том, как молодая женщина, выйдя вторично замуж, забросила сына. Мать, Евдокия Ананьевна, руководитель планового отдела фирмы «Обувь», и отчим, Анатолий Сергеевич Зорин, юрисконсульт управления морских путей Азово-Черноморского пароходства, совершенно не занимались ребёнком и даже пытались отправить его в колонию, ссылаясь на то, что Саша вконец испорчен.

Два месяца прошло с тех пор, как обо всем этом поведали «Известия», а читательские письма все идут. Пишут в одиночку и коллективно. Даже незнакомые, случайные люди в электричке прочитали — и вместе пишут.

Из Одессы прислал письмо Анатолий Григорьевич Кица. Он — тёзка отчима, о котором шла речь в «Пасынке», тоже юрист, тоже по совместительству преподаёт, и у него тоже — жена и сын. И вот некоторые одесские читатели, не обращая внимания на разницу фамилий, отчеств (подумали, видимо, что журналист изменил все это), решили, что Кица и есть «герой» рассказа. Ох, досталось же ему. Полузнакомые и незнакомые одесситы забрасывали его злыми вопросами, расспросами. Телефон его звонил беспрерывно. Авторы звонков в выражениях не стеснялись… Ему не давали работать и жить.

Я рассказал о письме А. Кицы для того, чтобы наглядно показать степень вины «героев». Той вины, которую так больно, остро восприняли все и которую так трудно прощают.

Поскольку в нашей истории шла речь о горькой судьбе, то и в письмах читатели в основном рассказывают о схожих ситуациях. Но отрадно, что в большинстве случаев они говорят о торжестве, но не о поражении материнского дома. Выйти победителями из семейных невзгод помогла им беспредельная, бескорыстная любовь к детям. Многие зовут Сашу к себе, протягивают руку на помощь, на дружбу.

Сколько уже раз в разных газетах и журналах писалось о детских судьбах. И всякий, раз на перепутье к ребёнку спешили, минуя собственные заботы, все. Совершенно разные по характеру, возрасту люди в эту минуту были едины. И это — не случаи. Это — явление. Явление нашего советского образа жизни.

«Душа болит о мальчике,— пишет Т. Третьякова.— Штрафом разве заставишь любить сына? Надо что-то делать. Но что я могу? Я так далеко от Одессы… Прошу вас написать мне адрес Саши. Я скоро поеду в отпуск с сыном. Поеду в Одессу. Кто знает, может быть, мы найдём с Сашей общий язык и станем друзьями. Это родителей не выбирают сами, а друзей можно выбрать».

…Поеду в отпуск в Одессу. И это пишет женщина из Южно-Сахалинска!

Не нужно, сейчас пока не нужно ехать к нему через всю страну. Судьба мальчика, жизнь его стала поправляться. С тех пор как в июле прошлого года на заседании комиссии по делам несовершеннолетних он обещал исправиться, слово своё, держит. Сейчас работает на заводе.

Товарищи рассказывали:

— Мы в конце месяца план перекрывали, каждый день задерживались часа на три-четыре. И он с нами оставался, не уходил. Он несовершеннолетний, у него и так-то рабочий день короче, чем у нас всех. Кроме того, мы ему объясняли: ты пока ученик, тебе сверхурочно работать нельзя. Он отвечает: как же я уйду, если вы остаётесь. Уходил поздно. Вместе с нами.

* * *