Сборник рассказов

– Лукин! – заревела левая голова, – карабкайся мне на спину!

– Ты почему не в пещере?! Ты что, лететь собрался? – прокричал я сквозь усиливающийся вой и визг, к тому же поднялся сильный ветер, – нельзя! Нас заметят!

Центральная голова повернулась ко мне.

– Садись, идиот! Послал Беренц кретина на наши головы!

Я быстро вскарабкался, цепляясь руками и ногами за чешую, на спину Горынычу. Тот, расправив громадные кожистые крылья, поднялся в воздух с грацией тяжелого вертолета. Наверху было еще страшнее: солнца не было видно совсем, вокруг был только туман и воронки небольших черных вихрей, танцующих вокруг нас. И еще этот вой, забыть который мне не суждено до конца дней. Если на свете существует абсолютная ненависть, то это она была там, наверху, над степями и курганами оренбуржья.

Туман сгущался, черные воронки стали больше и ближе к нам, а вместо воя все чаще стал слышен громкий смех, очень похожий на воронье карканье.

– Горыныч, быстрее! – крикнул я, в ответ послышалось только возмущенное ворчание.

Внезапно там, где раньше было солнце, появились выцветшие, холодные глаза. А смех стал громче. Ничего не хотелось, только бы не слышать и не видеть этого. Мы всё летели сквозь белое молоко, прорезаемое черными вихрями, дышать стало почти невозможно, взмахи мощных крыльев Горыныча становились все судоржней и тяжелее. Мне стало по-настоящему страшно. Я встал на колени, держась левой рукой за какой-то шип на чешуе, и достал пистолет. Ерунда, конечно, но просто так я не уйду. Я выстрелил, целясь прямо в глаза, презрительно смотревшие на нас сверху. Один выстрел, второй, третий… некоторое время я щелкал курком разряженного пистолета, перезарядил обойму – и снова стрелял, в туман, в вихри, в глаза, в этот мерзкий вой и смех… Не знаю, кто кого ненавидел в тот момент больше, Кощей меня, или я его.

– Я только начал работать! – орал я, стреляя, – Горыныч – мой подопечный! Ты убил своего партнера, гад!

Горыныч тоже приободрился, веселее замахал крыльями, и даже выпустил несколько длинных струй огня, но все это было бесполезно.

Мы не могли убежать, слишком поздно, и могильный холод накрыл нас…

Внезапно все стихло. На небе было обыкновенное, чудесное солнце, ветер шевелил мои волосы, а еще было очень тихо. Я лежал на земле. Приподнявшись, я увидел, что рядом со мной, кверху желтым брюхом, лежит Горыныч. Гражданин Лукоморьев был жив – он тяжело дышал. А недалеко от нас, стоя на коленях, скрючился тощий старик. Длинный меч валялся рядом.

– Что, Кощеюшка? – внезапно спросила левая голова, – поднадорвался? Силенок не расчитал? Бывает, бывает…

Кощей посмотрел на него, и криво усмехнулся: – Рано радуешься, Змеюшка! Погоди, будет и на моей улице праздник!

– Ага! – легко согласилась центральная голова, – после дождичка в четверг…

Ренегат сверкнул глазами, сплюнул, и исчез. Двуручный меч тоже пропал.

Мы лежали на траве, и не могли нарадоваться солнцу, небу, ветру. Жизни, которой чуть не лишились.

– Что же, все-таки, произошло? – спросил я, – почему он не убил нас?

– Меня он и не собирался убивать, – ответила правая голова, – я бы в плен попал, а вот тебя – точно бы грохнул. Он это любит.

– А почему дело до конца не довел , я уже сказал – надорвался, – вступила в разговор центральная. – Покуражиться хотел, старый дурень. Всю силу свою показать, вот и не выдержал, с непривычки. А еще, когда ты, Лукин, палить начал, то разозлил его, он еще больше разошелся… а силенки-то и кончились! И взять неоткуда.

– А ты ему зачем?

– Ох и дурень ты, Лукин, хоть и смелый! – вспылила левая. – Кощей сам по себе – не сахар, а верхом на мне, да с моими чарами в подчинениии… сам подумай!

Меня слегка передернуло.

– Ты лучше вот что скажи, – повернулась ко мне центральная, и прищурила желтые глаза, – ты почему на кнопку не жал? А? Жить надоело, герой?

– Я нажимал, и не один раз.

– Чего!? Ну-ка, дай приборчик!

Я нехотя протянул Горынычу стальную бронированную коробочку с красной кнопкой. Тот аккуратно взял ее в когти, повертел перед глазами правой головы, и вдруг – разломил пополам!

– Ты чего делаешь…

Змей присвистнул: – Эхе, вот это да! Учебка!

– Да ну! – вздохнула левая.

– Точно, – подтвердила центральная, и Горыныч швырнул мне обратно остатки «ядерной» кнопки.

– Держи, студент! Учебку тебе подсунули. А с виду, как настоящая.

Я вертел кусочки железа в руках.

– С чего ты взял?

Горыныч вздохнул, причем тремя головами сразу.

– Видишь, буковки на внутренней стороне? Это маркировка. И номер. У твоей игрушки впереди стоит буква «У» – учебная, значит. Понял? Что б реакцию там проверять, и так далее. Ты вообще, учился, нет?

– Учился, – вздохнул я.

– Это кто же нашему Лешке-то такую свинью подложил, – завздыхала левая, – чуть жизни парень не лишился… И ведь наверняка нарочно, они же сто раз оборудование проверяют!

– Это мне еще предстоит выяснить, – веско ответил я.

– Нам предстоит, «партнер-телохранитель»! – отозвалась правая, и подмигнула мне.

– Слышь, Лукин, – заговорила центральная, ковыряя в зубах длинным когтем, – у тебя мобильник-то настоящий? Звони тогда Беренцу, выбираться отсюда надо…