Сборник рассказов

Прошло время, и Ивана развенчали. На шифу давно косились конкуренты. После просмотра одного из фильмов о карате местные энтузиасты восточных единоборств узнали об одной традиции. Согласно ей, главы соперничающих школ в очном поединке выясняют отношения. Так поступил один из местных каратистов: без предварительного уведомления он заявился прямо на тренировку, демонстративно стукнул дверью и громко высказал, что думал о шифу. Присутствовавшие ученики ждали ответа. Тут Иван дал маху, начал лепетать что-то, побелел от страха, от чего даже родинка вдруг увеличилась в размерах. Как понял Гено, наставник ссылался на свою старость и немощь. Каратист ничего не сказал, повернулся и вышел из зала. Позже место Ивана занял Гено.

Однажды я заболел ангиной. Мама посоветовала обратиться к китайцу Ивану Хуанди.

– У него есть лекарства. Он получает их от сына, который живёт в Китае и работает там провизором в аптеке, – сказала она. – Вроде все эти лекарства одинаковые – маслянистые дробинки и пахнут одним и тем же, но стоят дорого.

Я не стал уточнять, кем же всё-таки был сын Ивана, не до этого было – горло беспокоило. Я взял деньги и пошёл к китайцу. Он меня встретил приветливо, улыбался вовсю. Объяснил мне на пальцах, что гланды удалять не надо. Пояснил:

– Твоя мяса, не надо резать.

Мне дали цветистую коробочку. Помню, что заплатил за неё 50 рублей. Средство помогло. Ангину как рукой сняло.

«Немец-перец-колбаса»

Вильгельм – немец. Моя мама говорила, что у него характерный для представителей этой расы рот – безгубый, твёрдосомкнутый, короткий. Не из-за этого ли Вилли (так его звали в народе) никогда не улыбался?

Он разводил кроликов у себя во дворе и продавал их на базаре нашего городка.

Его дочь Марта училась со мной. Она соответствовала бытующему в грузинской провинции стереотипу немецкой девочки – белокурая, молчаливая, высокая, худая, грубоватая. Правда, губы у неё были полные. Нам ещё казалось, что её любимым блюдом должна была быть варёная картошка. Я выразил сомнение по поводу этой детали. В виде аргумента мне пересказывали некоторые советские фильмы на военные темы. В них немецкие солдаты если что и ели, то картошку. В этом отношении Марта не отвечала нашим ожиданиям. Каждый раз на завтрак в аккуратном свёртке она приносила крольчатину с хлебом. Многие из нас на завтрак могли позволить себе если не яйцо всмятку, то варёную картошку уж точно.

По-настоящему озадачила нас Марта, когда пришло время изучать немецкий язык. Учительница обратилась к Марте, мол, ей, наверное, легко будет, ведь этот язык для неё родной.

– Да, – согласилась девочка, – но дома мы говорим на швабском, потому что мы – швабы.

Далее последовала историческая справка. Марта изъяснялась косноязычно, но вот что я запомнил. Будто бы из-за неправильной трактовки некоторых мест Священного Писания швабы потянулись к вершине горы Арарат, дабы спастись от предрекаемого их религиозными лидерами Всемирного потопа. Произошло это в XIX веке. Русский царь не препятствовал массовому переселению германцев. Швабы до Арарата не дошли. По дороге их ряды поредели. Некоторые спасающиеся от потопа оседали на территориях, через которые шли. Убедившись, что катаклизма не будет, идти в гору передумала вся община. Она остановилась и осела колонией на юге Грузии. Некоторые семьи поселились в Имеретии.

Преподавательница только пожала плечами – для неё такая история была в новинку. Дети же посмеялись. Слова «шваб», «швабский» им показались почему-то смешными. В нюансах разбираться они не стали и по привычке продолжали считать одноклассницу немкой.

В городке я встречал одну тихую маленькую женщину. Случайно я узнал, что она – мать Марты. Она пришла на родительское собрание в школу. Такие неожиданности вполне объяснимы. Вилли с семьёй жил за высоченным забором, отгородившись от всех. Никто не ведал, что происходило за этой стеной, кто там вообще жил. По ту сторону забора всегда стояла глухая тишина.

Тёмной ночью трое сорванцов перемахнули через забор, воровать фрукты. Летний воздух был неподвижным, фруктовые деревья стояли как изваяния. В доме уже спали. Только из сарая доносилось мычание. Хозяин возился со своими кроликами и пел. Не исключено, что на швабском. Неожиданно темноту прорезали две очереди. Это кроликовод гонял ветры.

Даже кролики у Вилли были особенные. Однажды на базаре я почувствовал, что кто-то пристально смотрит мне в спину. Я оглянулся… На лотке восседал огромный, жирный коричневый заяц, размером с малую свинью. Он смотрел прямо и как будто видел всё насквозь и с усмешкой. Как хозяин. Я подивился тому, как спокойно вёл себя заяц.

Вильгельм не выходил на улицу. Он не играл с соседскими мужчинами в нарды, домино, не разделял их пирушек и разговоров. Иногда только выглядывал из-за своего забора и неподвижным взглядом, твёрдо сомкнув губы, обозревал окрестности.