Сборник рассказов

За Арутика некому было заступиться. Я попытался посоветовать ему не обращать внимания на приставал. Он признательно кивал головой, но по глазам было видно, что ничего не понял. У него была старая мать. Я её видел один раз, мельком, со спины. Они поднимались вверх по улице: он – тучный, рыхлый, она – согбенная от возраста женщина в чёрном. Отец умер давно. Рассказывали, что перед смертью он сильно страдал от сознания, что оставляет бедолагу-сына. Кстати, кроме цвета трамвая Арутика занимала ещё одна проблема: «Почему отца закопали в землю?» Спрашивал он это исключительно из любопытства.

Нельзя сказать, что его окружали сплошь садисты. Иногда беднягу защищали женщины, пытавшиеся унять дразнящих, но его отборные ругательства сильно их разочаровывали. Соседи, похоронив его мать, прикармливали его. Он не выглядел убогим. Единственное, что от него требовали – вынести мусор, принести керосин. Позже, когда стали давать о себе знать разные болезни, у Арутика в карманах не переводились лекарства. Доведённый до кондрашки, он дрожал всем телом, появлялась синюшность, иногда бывало хуже – из-за конвульсий он падал на землю. Даже безжалостные мальчишки проникались к нему чувством, когда Арутик, обессиленный и задразненный ими, сидел на земле и горестно плакал. Дети интересуются сумасшедшими и покойниками. При этом они не проявляют хороших манер.

Особенно тяжёлыми были для Арутика выходные дни тёплых месяцев года. Мужчины собирались на улице с утра: играли в нарды, домино, карты, пили пиво. Арутик жил вверх по нашей улице. Когда там появлялась его пузатая фигура, наиболее легкомысленные из мужчин начинали травить его. Те, кто посолиднее, слабо пытались унять распоясавшихся, ещё более солидные делали вид, что ничего не замечают.

Очень усердствовал малый по имени Дуде. Репутация у него была не ахти какая – тунеядец, пьяница, игрок. Но без него не обходилось ни одно уличное событие – поминки, свадьбы, драки. Его присутствие было как необходимый антураж и производило впечатление массовости. На языческом действе, типа чиакокноба, когда по весне жгут огромные костры, чтобы изгонять чертей, он со своим сыном, тоже оболтусом, проявлял энтузиазм – нагромождал самые высокие кучи и с дикими воплями перепрыгивал через костёр. Этот субъект выказывал осведомлённость по части местных сплетен и играл свою роль, когда шушуканье переводится в громкие разговоры и уличные сцены, когда обструкции подвергают жертву наиболее одиозных сплетен.

Видимо, издеваться над Арутиком тоже было его функцией. Однажды, завидев его на гребне того самого взгорка наверху улицы, он заладил свой репертуар: «Арутик, сумасшодш, сумасшодш!» (с русским у него были трудности). Дуде позорно проиграл в нарды и теперь допекал Арутика. Тот выпалил порцию ругательств, потом разнервничался и упал, скрывшись из виду. Видно было какое-то хлопотливое движение людей в том месте. Потом послышались крики с требованием прекратить безобразие – вероятно, несчастному было совсем плохо. А Дуде в исступлении продолжал кричать уже осипшим голосом, глаза пустые. Его тоже пришлось отпаивать валерьянкой.

Однажды у меня получился интересный разговор об Арутике с соседом по имени Ромео. Семейство, из которого он происходил, окружал ореол образованности. Мамаша соседа носила университетский ромбик, что производило эффект, так как вокруг жили преимущественно шофёры, работники прилавка – люди, не отличавшиеся образованностью. Вообще вся семья состояла из снобов. Помню, в начальных классах Ромео водила в школу бабушка. Она оберегала его от мальчишек, размахивая своей тростью, когда те пытались к ним приблизиться. Мать Ромео некоторое время сочувствовала Арутику, пока ей казалось, что того зовут Рудиком. Видимо, она полагала, что жертвой уличных издевательств является человек с иностранным именем Рудольф. Она быстро потеряла к нему интерес, узнав, что на самом деле того зовут Арутюн. Просветил на этот счёт её я – редкий избранник, которому дозволено было заходить к ним в гости. Сблизило меня с Ромео то, что мы оба учились в университете. По месту жительства он обращался ко мне на «вы», не из уважения, а потому, что не выделял меня из окружения, по месту учёбы – на «ты», льщу себя надеждой, из товарищеских побуждений.

На улице за их высокой оградой происходила обычная перепалка с Арутюном.

– Вы знаете, почему его так шпыняют? – спросил меня Ромео, кивая в сторону, откуда доносились ругательств. – Вам доставляет явное или неявное удовольствие слушать всё это. Учат же мужчины на вашей улице маленьких детей матерщине, чтобы потом те выдавали её в присутствии женщин, желательно незамужних? Какое удовольствие для всех! Так что Арутик для них – находка! Обратите внимание – сколько экспрессии!!!

И он стал вслушиваться в происходящее на улице. Я вынужденно признал правоту его слов, хотя меня коробил такой огульный подход. Мои племянники совсем не умели материться.