Сборник рассказов

Было время, когда Геги ездил в США в качестве уфолога. Там он узнал о весьма модной специальности – сивилологии, науке о гражданском обществе. Быстро сориентировался, прочитал один-два учебника на английском и решил, что переквалифицировался. Обладая счастливой способностью искренне предаваться самообману, Геги быстро сумел убедить американцев, что он уже сивилолог. В Грузию бывший специалист по летающим тарелкам вернулся с миссией, которую сам же торжественно расписал в газетной статье. Публикация сопровождалась иллюстрацией: на фоне здания викторианской эпохи позировал франт с многозначительной и глуповатой миной, через руку перекинут белый плащ… Статья называлась «Тбилисский интеллектуал в Оксфорде». В ней автор называл себя не первым, а известным грузинским сивилологом.

Геги стал набирать состав для своего центра, который финансировали американцы. Тогда его было трудно выносить – он вёл себя как привередливая невеста, и притом не без параноидальных замашек: ему мерещилось, что все вокруг только и думали, как бы втереться в доверие и затесаться в его организацию. Требования селекции были высокие: чтоб кандидат был хорош собой, всегда бритый и при галстуке, знал английский, ну и котировался бы как специалист.

Некоторое время моя особа тоже находилась в фокусе селекции. Меня считали хорошим социологом, я вроде неплохо владел английским, но нерегулярно брился, и галстуки были мне в тягость. В конце концов Геги разочаровался во мне и, чтобы поставить точки на «i», спросил у меня:

– Правда, что ты дружишь с Ованесом Мирояном?

Как ему казалось, это был тяжёлый аргумент, против которого трудно что-либо возразить. После него я не мог питать иллюзий насчёт центра, сотрудники которого, помимо прочего, должны были проявлять разборчивость в связях!

C Ованесом Мирояном я познакомился много раньше, в мою бытность работником ЦК ЛКСМ…

В знойный летний день у себя в кабинете я читал поэму. Она посвящалась молодым ленинцам – комсомольцам. Чудаковатый поэт называл их «сладкими голубками». Видимо, автор склонялся к штампам, почерпнутым из древней персидской поэзии. В опусе было много красочных сравнений из мира птиц и цветов. Эпитет «сладкий» явно преобладал. Из-за невыносимой жары пот градом катил по моему лицу, а от такой патоки во рту совсем пересохло.

В этот момент в дверь слегка постучали…

В кабинет протиснулся широкоплечий мужчина. Он был в белой сорочке с короткими рукавами. В жизни я не видел такой буйной чёрной поросли на руках. Над зелёной оправой очков с толстенными стёклами нависала арка густых бровей, соединяющихся над переносицей. Его усища устрашали, потому что казались синими, а на самом деле были очень чёрными. «Неужели одописец явился?» – подумал я.

– Вы автор поэмы? – спросил я.

– Нет, я не поэт, – последовал ответ. – Меня зовут Иван Мироян.

У Вани (как я потом его называл, когда познакомился поближе) была своя идея – хорошо бы открыть в городе видеотеку. Эту мысль он изложил в заявлении. Судя по проекту и смете, приложенной к нему, предприятие могло быть недорогим и полезным.

– Надо взять под контроль развитие видеобизнеса. Сплошное пиратство! – убеждённо произнёс посетитель, а потом мечтательно заключил: Мне бы зайти в видеотеку, заказать кассету с любимым фильмом «Древо желания», посидеть в одиночестве, подумать.

Такое желание было примечательным. В то время народ больше смотрел фильмы о карате и сексе и совсем уж не классику.

– Я подобрал тематику для видеотеки.

В списке были ленты о молодёжной революции 60-х на Западе. Ваня проявил незаурядную эрудицию по тематике. Я сделал ему комплимент. Видно было, как просияло его лицо.

– Наконец поговорил с человеком, который выслушал меня, – заметил он в ответ.

Я почувствовал, что заявитель с лёгкостью смирится с отпиской. К тому же я умел артистично показывать глазами наверх и глубоко вздыхать при этом – будто я сам не прочь, но начальство возражает.

– Что за фрукт? – спросил меня коллега, сосед по кабинету, когда Ваня ушёл.

– Из идейных, – ответил я, и мой собеседник захихикал.

Тут я вспомнил о впечатлении, которое произвёл на меня Ваня, когда я принял его за автора поэмы. Идейных в то время было мало. Несанкционированные инициативы пугали или вызывали хихиканье, как у моего соседа по кабинету, если они исходили невесть от кого. Например, от простого инженера Вани Мирояна из какого-то НПО (научно-производственного объединения). К тому же с такой неординарной внешностью. Такие люди мыслят «по-государственному», хотя об этом их никто не просит.

Через некоторое время по разнарядке ЦК из Москвы в комсомольском городке была открыта видеотека. Я точно знал, что Ваня Мироян здесь ни при чём. Его заявление оставалось лежать без движения в моём столе. Сотрудники нашего аппарата чаще стали ездить в городок, который находился вне пределов Тбилиси. Оставались на ночь, чтобы в отсутствие начальства смотреть восточные боевики с карате и порнографию.