И хозяин однажды нас застал за этим занятием, и мы удирали по лагам — пола не было, и удирали в сторону станции. Там, в небольшом магазинчике, продавали изумительные золотистые леденцы от кашля — мы их поглощали с удовольствием.
После возвращения из эвакуации некоторое время там с нами жила Лия, моя сводная сестра, и мы с нею рылись в остатках бомбоубежища, разыскали в сарае огромный сундук с охотничьими боеприпасами, не утерпели подожгли в яме от бомбоубежища порох (и я опалил брови!).
Существуют фотографии меня с Лией на ветке дерева…
Еще одно воспоминание довоенного времени, всплывшее из-за кадра хроники революционных лет — кабинет умершего супруга Зинаиды Марковны, известного в этих краях врача.
Большой кабинет с постоянно зашторенными окнами, громадный письменный стол с массой каких-то интересных штучек.
Кабинет практикующего врача — рядом терраса с отдельным входом с участка: пациенты входили на террасу и ожидали здесь приема, не соприкасаясь с остальным населением в доме.
От этой террасы внутрь дома шел коридор с комнатами с обеих сторон. Помню, напротив комнаты, где мы жили находилась кухня — но это уже после войны. И тут в этой кухне за неимением ванной комнаты мылся знакомый нам по эвакуации мужчина, а домработница (да и Зинаида Марковна) подглядывали за ним. Этот одинокий очень тихий и малоприспособленный к жизни мужчина жил с нами в Семипалатинске в проходной комнате.
Пользоваться в войну электроприборами — чайниками, плитками — было строжайше запрещено, но все как-то выкручивались. Даже втыкали иголки в свешивающийся сверху шнур осветительной лампы и подсоединяли к ним провода от электрической плитки.
Иногда вместо осветительной лампочки ввертывали патрон с гнездами под электрическую вилку и сидели в темноте пока не согреется еда.
И если в этот момент открывала дверь хозяйка дома, то этот мужчина нас успокаивал — со света в темноту ничего не видно!
Почему он оказался в доме Зинаиды Марковны в конце войны?
Автоматический настольный календарь
А пробудил мои воспоминания настольный автоматический календарь — и я вспомнил все эти окошечки: в документальном фильме слева в прорези была надпись «новый стиль», в правой прорези — «старый стиль», а между ними в двух окошечках даты по новому и старому стиля. Сверху была прорезь с названием дня недели, а в самом низу — текущий год.
Там, у Зинаиды Марковны, этот календарь не работал, но его общий облик я прекрасно запомнил…
В этом старом поселке четыре участка на стыке были объединены небольшой площадкой с колодцем, и это позволяло свободно перемещаться с участка на участок.
По Академической улице в квартале было четыре примерно одинаковых участка, а по Островского участки были разные — за домом Зинаиды Марковны был большой дом и более крупный участок.
Через много лет мы снова оказались на «42-ом километре», но теперь с Аликом и чуть дальше от станции — в первом доме следующего квартала (почему это Академическая 14?), у Киры Андреевны Новиковой. Мама и бабушка подружились с Новиковыми, и Кира Андреевна звонила — но уже после смерти и бабушки, и мамы…
Это был многонаселенный дом с флигелем, со вторым этажом, со старым отцом (Андрей Абрамович жил во флигеле), с детьми…
У нас была часть большой комнаты, отгороженная шкафами, и большая терраса, и Алику с моими мамой и бабушкой там было хорошо.
Тогда там я встречался с Аней Каменской — у них с мужем была старая дача, оставшаяся ей от отца. Рядом с той улицей (Авиационной?) был престижный пионерлагерь «слуг народа», у Ани туда был пропуск, и по ее пропуску я однажды ходил туда в кино.
Я приезжал не только на выходные, я нередко ездил оттуда на работу и приезжал на неделе.
Мать Алика там не была ни разу.
С Аликом в основном занималась мама.
Алик с моей мамой на «42-ом километре».
Против дома Киры Андреевны скрытый зеленью располагался старый дом, и возможно это был дом Биндемана, коллеги мамы с довоенных лет…
Я с Аликом, Кратово, 1965 г.
Был еще один случай — мама в электричке познакомилась с мужчиной, и мы с ней пошли к нему на другую сторону железной дороги.
Мамин знакомый встретил нас в драной рубашке, повел по саду, потом ушел переодеться, но в дом не приглашал, и было видно, что его домашние очень не одобряют его поведение, и мы вскоре ушли. Причину нашего визита я так и не понял…
Заходили в гости к Зинаиде Марковне — старый деревянный дом сгорел и взамен был выстроен кирпичный, поменьше.
И жил там сын Зинаиды Марковны Марик, про которого Зинаида Марковна говорила, что он назван в мою честь (что неправда), но Марика я совершенно не помню.
По этой дороге на станции Кратово на даче жил Эдик Андрианов — вернее его мама с внучкой. Дочка Эдика была ровесницей Алика, мы с Аликом ездили туда в гости, и однажды мы припозднились там и даже пообедали — Алика покормили «детским» обедом, который прямо при нас приготовила мама Эдика.
В другой раз там я познакомился с приятелем Эдика Рудольфом, с которым мы впоследствии жили по соседству — я на Пугачевской, а Рудик на Халтуринской.