Сборник рассказов «Дикие люди»

Филипп Баскевич впервые увидел Кочергу. Из тележки очень бойко, без всякой кавказской степенности, вылез низенький широкоплечий мужик с серыми степенными глазами, с окладис-той бородкой. Только руки у него были странные — длинные, до земли, покрытые гладкой белой кожей. Лицо у него было благообразное, да и вообще ему б мельником быть или председа-телем кооператива. Галкин смотрел на Кочергу с восхищением. Всегда спокойный Заад Шавлиев суетился возле тележки. Галкин торопливо протянул Кочерге руку, тот ее пожал небрежно и тотчас же отвернулся, но Галкин, видимо, остался доволен и такой встречей. Филипп смотрел на Галкина с удивлением, и тот тихо сказал:

— Поклоняюсь, ничего не поделаешь — не "cape" поклоняюсь, а силе. В два года всю землю распугал! Милиционер как удрал, а?

— Милиционер — пьяница, взятки с Кочерги берет.

— Неизвестно: берет ли? Скорей всего трусит. Тот мимо едет, и вдруг пришло ему в голову: бабах в милиционера! И нету Францевой жизни!

— Кому она и нужна!

— Не говори. Франца в Праге невеста ждет. А он здесь деньги копит.

Галкин протянул руку к лошади. Та дико покосилась на него темным кольцом глаз.

— Конь этот принадлежал графу Строганову. Кочерга на нем с Урала прискакал.

— Вот не люблю, когда врут, — глядя в землю, сказал Филипп и сделал рукой так, как будто описывал в воздухе цифру шесть

— А если я такой же жулик, как и он, и в случае меня может только один Кочерга спасти? Да и что такое есть — герой? По большей части — слова! Вот я сам себя героем считаю, потому что мне — тяжело. А тяжело мне, парень, оттого, что я все свои дикости ради сохранения ко мне любви в мешок загоняю. А она смотрит на меня…

— Кто?

Галкин шел к мостику через канал.

— Любовь! Смотрит и думает: зарезать может; по жиле жизнь вымотает, али вдруг ласка в нем такая найдется? Много у ней мыслей, и еще такая есть, помимо злости на меня: "А может, я его и люблю?" Вот эту мыслишку-то и надо мне при ней держать. Не уйти ей от меня, пока она с такой мыслью. А ты вот, Филипп, — мямля, морда мужичья: тела тебе на десять человек отпущено, а Кочерга — с вершок, а баба у него такая, что на десять тысяч верст вокруг подобной красавицы не найдешь!

— Арестовать бы его! Беспорядок.

— Беспорядку на земле, верно, много. Что касается меня, так я в картах беспорядок устранил, но человеку в порядке жить скучно, — и бросил я играть.

— Шулер ты, что ли?..

— …Попадет мне Аленка в руки, душой попадет… я тогда и вопьюсь…Галкин посмотрел в оторопелое широкое лицо Филиппа и намеренно соболезнующим голосом добавил: — Тебе же жить легко! У тебя баба легкая, всеё наружу видно — от пупа до души! — Галкин вздохнул. — Уехать бы мне в Батум, там постоянно теплый дождик идет, и возле Махинджаури живет один мой приятель в бамбуковой хижине… Бамбук — дерево такое, легкое, легкой жизни способствует. Наплевал на все думы и живет. Один. Вот это — герой! Песню поет:

Товарищ, товарищ, болят ной раны!
Болят мои раны в глубоке!
Одна заживает, другая нарывает,
А третья во внутреннем боке!..
Товарищ, товарищ, вобче погибаю!

— Будя! — закричал Филипп озлобленно.

Галкин легонько тронул его за руку. По бетонному мосту, устроенному так, как будто стоять ему здесь тысячу лет, прямой, спокойный подъезжал Кочерга. Галкин низко ему поклонился. Кочерга тронул вожжами, Серый рванул.

— А ты, Филипп, кричишь: будя! Ты смотри и думать учись. А если это Нестор Махно или Буденный?

— Буденный — на параде.

— Тот подставной. А этот всех духоборов даже запугал. Их императоры запугать не могли. Живет он в горах, и на тридцать верст вокруг него плодоносные земли пустуют.

— Неладно всё… — сказал угрюмо Филипп. — Ты бы шел от меня, а то я в морду могу дать.

— Меня мордой не запутаешь, ты мою душу найди.

Филипп уходил от него, высоко поднимая тяжелые ноги. Галкин закрутил длинную папироску, поправил фуражку, чтобы козырек лежал на бровях, протяжно вздохнул и направился к духану.

II