Филипп сделал в воздухе шестерку руками — и снял.
Галкин подал колоду Францу.
— Ты мне веришь, Франц?
— Тебе?.. Тебе я верю, — глядя в колоду, решительным голосом ответил Франц Галкину.
— Так дай ему револьвер. Не будет он шмару бить. А зачем тебе, ципа, револьвер?
— Кочергу возьму, — ответил Филипп.
Галкин даже завизжал от удовольствия.
— Ну, вот, говорил я вам, он убивать не станет шмару! Я тебе сто рублей взаймы дам, Франц.
— Не надо мне ста рублей, Галкин, — мне отдать трудно.
— После отдашь. Я тебе дам сто рублей взаймы, а ты дай Фильке револьвер. Он завтра приедет к обеду сюда… на серой в яблоках!.. И Кочергу привезет!
Духанщик устало и злобно, вскричал:
— Сдавайте!.. Кому сдавать? Поговорили!..
Галкин вырвал назад колоду у Франца:
— И на кон тебя не допустим, ты — начальство, ты играть не смеешь. Не мешай парню бандита арестовать. Он — герой, ей-богу. Отдай ему, Франц, револьвер!
— Давай сто рублей, — сказал Франц, снимая кобуру.
— На тебе пока десять, а то ведь остальные тоже проиграешь.
Франц улыбнулся гордо и снисходительно.
— Конечно, проиграю, — и передал револьвер Филиппу.
Филипп был уже в дверях, когда Франц крикнул ему:
— А коли убьешь любовницу или любовника, я не буду возражать против твоего самосуда, гражданин.
Вызвались провожать Филиппа. Он, действительно, ушел по дороге в горы, но ему все-таки не поверили и побежали к землянке, в которой спала Софья. Старались говорить тихо, но Софья проснулась и вышла. Ей рассказали о словах Филиппа и о том, как он шел под дождем в горы (а действительно накрапывал дождь). И Софья начала браниться — по-мужски, так что пришед-шим стало противно, и они, поверив и посочувствовав Филиппу в его несчастьях, вернулись в духан. И как только они ушли, она (зная, что тот уже ждет за углом) крикнула раздраженно: "Петька!" И действительно, сейчас же вышел Петька. Она еще раз назвала Филиппа хвастуном и сказала, что дураков она любить не может и не умеет. Петька торопливо подтвердил правиль-ность ее мыслей и схватил ее за груди. Она его оттолкнула и сказала, что Филипп трепло и жулик и встречаться с ним она больше не будет. И еще раз Петька схватил ее за груди, и тогда она не оттолкнула его. И так как итти в кустарники было далеко, да и дождь накрапывал, Петька уговорил лечь подле дверей, прямо на землю, и Софья легла. И так они лежали долго, и Софья думала, что любовь Петьки немногим отличается от любви Филиппа: так же он дышит, так же бормочет ненужные слова, а все-таки она, чего-то жалея, плакала. Но слез ее Петька не заметил, да ей не хотелось, чтоб он замечал их. Петьке ее лицо казалось горячим и содрогающимся от нежности. Он был сильно доволен, потому что уже восемь месяцев не лежал с женщиной, и еще потому, что завтра многие будут ему завидовать.