Сборник рассказов №2

— Не верьте молве! Возможно, это была всего лишь иллюзия. Вы говорили, они искусны в магии…

— Но зачем?

Губернатор, казалось, ждал подобного вопроса от начальника стражи на протяжении долгих часов.

— Чтобы ввести в заблуждение таких как ты, Керсан. Страх, у которых, идет впереди меча!

Начальник стражи моргнул, его засаленные усы зашевелились.

* * *

Анарки отреагировала молниеносно. Когда ее заклинание прекратило действие, горожанин подался в сторону. Мешок и так уже был полон. Она решила больше не рисковать. К тому же из нее был чертовски плохой вор. Возможно, в следующий раз она предпримет попытку умыкнуть что-нибудь из этих дорогостоящих домов. Она поглядела в сторону возвышающихся над трущобами чистеньких и аккуратных зданьиц. Теремки и высокие трехэтажные за внушительными стенами. Собаки. Там наверняка есть собаки.

Анарки поморщилась, потерла руку. Пестрая птичка свалилась ей под ноги. Она аккуратно обошла ее.

Приближаясь к знакомым улицам, она сделала круг на всякий случай и незаметно растворилась в тени.

Старый охранник, кивавший носом в своем маленьком домике за воротами, окинул ее взглядом, устанавливая на место дубинку.

— А это ты.

— Гуго, где моя сестра?

— Не видел. — Он подхватил монетку. Его брови поползли вверх, но лишь затем чтобы зевнуть.

«Немного уюта в ее клетушке не помешает».

Анарки принялась за уборку. Вымела мусор и стерла пыль с той мебели, что еще оставалась после того сукина сына Ошена. Каждый раз, пьяным возвращаясь из своих «заплывов» по кабакам у причала. В надежде раздобыть мелочь от сострадающих, россказнями и слухами для своей очередной попойки, он разносил вдрыск то табуретку, то стол; заваливался в кучу ветоши, служившей кроватью; спал, вставал, клянчил денег у Марион (потому как, у нее-то, он попросить не осмеливался), бил Марион и уходил. А потом все начиналось заново.

Однажды Анарки надоело это. И когда в очередной раз она обнаружила на Марион синяки, она подхватила то, что оставалось от тумбы и прилично отходила эту скотину — Ошена. А потом выволокла его за ворота (ей пришлось постараться) и дала денег Гуго, чтобы тот больше не пропускал Ошена на порог их дома. Чтобы вернуться, Ошена остановила только рана, которую она ему нанесла.

И пригрозила, — она помнила точно, — что в следующий раз может и не прицеливаться.

Фермуар ожерелья приглушенно мерцал под выглянувшей из-за рамы луной.

Черным-черно, а в доме как назло нет ни одной свечи.

Впрочем, света была достаточно, чтобы пересчитать монеты. Одни поменьше, другие побольше, серебряные и краплаковые — истертая от частого употребления мелочь. Несколько золотых. Их Анарки заботливо обернула в тряпицу, положив к двум другим. Отложила под доску настила, прибила гвозди — не до конца, чтобы не выдать тайник. Вытряхнула из мешочка на поясе два кусочка небесно-голубого камня. Взяла горелку, зажгла. Установила над нею ложку и бросила туда зелье.

Это поможет ей провести еще две ночи без сна.

Прозрачное зелье действовало не сразу, и она еще с трудом могла улавливать зрением расплывающуюся луну. Будто два глаза Лиса наблюдали за ней с высоты.

«Нет, тот клерик и впрямь не такой засранец как ей показалось с первого взгляда. Какая корысть ему с того, что он сдаст ее Басеньяну? Никакой. Да он, кажется, и вел себя подобающе — не как Ошен. Вроде бы».

Луна, наконец, приобрела четкий вид. Благородные мотивы подхватили ее, и ей захотелось кружиться, кружиться под этой луной подобно тому волчку, что у нее когда-то был в детстве. Он все еще там, в подполе, в шкатулке с золотом и серебром.

Аллея ангелов звала ее своей стеснительной тишиной. Конфузливо сжимали свои руки-ветви орехи, тянулись распростертыми ладонями лиственницы, улыбались через плечо первые шлюхи.

Она прихватила с собой два ножа, надежно спрятав в чужих не по размеру напульсниках.

Глаза. Теперь множество глаз какого-то древнего божества взирали на нее с холодной надеждой. Так ей казалось.

«Или это все тот препарат, который она приняла?»

Торговец говорил, он безвреден. Но ей казалось, что сейчас она способна на все.

«Да. Она найдет Марион. Чего бы ей это не стоило».

Обрывки воспоминаний, клочки рваных фантазий в его сознании упорно не желали приобретать порядок.

Они то всплывали, смешиваясь друг с другом, то наслаивались одни на другие, превращая сон в явь, а явь в феерические спектакли, где каждое появление Мизель Гранжа было овеяно тайной, которую он не спешил разгадывать.

«— Не так быстро, детка. — Седая щетка волос переливалась на солнце тусклым металлом. Словно большой кот он мягко ступал по траве испачканной кровью. Повсюду вокруг медленно растущей фигуры валялись тела. Женщина небрежным движением выдернула нож из ямочки между ключицей и адамовым яблоком запрокинувшего голову человека. Кровь фонтаном плеснула, обрызгав ее лоснящиеся угольно-черные легинсы.

— Я не уйду, пока ты не подсластишь мой язычок, — изрек совершенно бездарную с точки зрения сценария фразу мужчина. Женщина жевала во рту травинку».