Сборник рассказов с конкурса "Наше Вам С Кисточкой" (СИ)

Я делаю шаг назад и закрываю дверь. На защелку. Очень аккуратно. Оглядываюсь на Нинку, которая за это время не сделала ни шагу из прихожей. Нинка отмирает, как будто закрытая дверь возвращает ей способность двигаться, как в детской игре про море, и с надеждой спрашивает:

- Что будем делать?

...7

Я задумчиво топаю на кухню. Не разуваясь. Шарю по шкафчикам в поисках припрятанных сигарет. Нинка сопит, но следует за мной безмолвной тенью. В глазах вопрос. Полусмятая пачка почему-то обнаруживается за мусорным баком. Глупее места не придумать. Должно быть, мама недавно заезжала. Моя рука почти не дрожит, когда я щелкаю зажигалкой и жадно затягиваюсь. В эту минуту я горжусь собой. Нинка, закашлявшись, кидается открывать окно и привычно возмущается:

- Ты же бросила!

Молчу. Что тут скажешь? Скажи спасибо, что в истерике не бьюсь головой о стены? Чуть прикрываю глаза и пытаюсь выдуть дым колечком, как в Хоббите. Как и десять лет назад, полный провал. Ничего не изменилось. Это как с пластилином. Если ты лепил в детском садике уродцев, дай тебе руки кусок пластилина в тридцать - и выйдет еще хуже. Не верите? Попробуйте сами. Я проверяла.

Через десять затяжек меня начинает немного отпускать. Но недостаточно. Кофе или виски? Вот в чем вопрос. Я задумчиво качаю ногой. Оглядываю кухонку. После смерти бабушки Нинка потихоньку взялась за переделку, но дальше кухни пока не продвинулась. Красные шкафчики, черная столешница. Брутально, ярко, по-мужски. Или такие вкусы теперь у современной молодежи? Вот и сейчас при виде алых шкафчиков мне в голову упорно лезут мысли о котлах и грешниках. Если есть демоны, то может и ад есть? И нас с Нинкой туда поволокут как отъявленных грешниц? Что там у нас в смертных грехах? Похоть, гнев, лень, гордыня, чревоугодие ... полный набор. Не знаешь, куда и строиться, чтобы не разорваться.

Сигарета незаметно заканчивается и бычок под неодобрительным взглядом красноглазой Нинки летит в распахнутое окно. Ежусь от холода, но упрямо тянусь за второй. Все-таки виски.

- У тебя виски есть? - Нинка глупо хлопает глазами.

- А... ну есть какое-то. А что? - но я уже нетерпеливо копаюсь в шкафчиках. Нинка любит порядок - до импровизированного бара я добираюсь быстро. Так-с, Лоусонс, ополовиненный Русский Стандарт, мерзкая текила... Негусто. И колы нет. Но сейчас это не так и важно. Решительно наливаю себе рюмку, а потом, передумав, беру всю бутылку. По пищеводу пробегает приятный огонь. Ну вот, другое дело. Я перевожу внимательный взгляд на Нинку и вздыхаю:

- Рассказывай.

Я больше ничего не говорю, но незаданные вопросы и так повисают в воздухе огненными буквами. Откуда он взялся? Нинка виновато отводит глаза. И сознается. Почему-то шепотом.

- Я его вызвала.

Как? Зачем? Я продолжаю строго смотреть. Этому взгляду, когда тебя просвечивают, как будто рентгеном, я научилась у мамы - когда-то я боялась его до дрожи в коленях. Нинка торопится покаяться, заискивающе заглядывает в глаза и спотыкается на словах, которые теперь льются из нее бурным потоком.

- Помнишь, я работала волонтером после пожара библиотеки РАН? - я рассеянно киваю. Что-то о том, что бюджетных денег, как всегда, не выделили, а уцелевшие книги в условиях гари поест грибок. Нинка и книжки - это роман длиной в жизнь. Так что неудивительно, что когда библиотека кинула клич бежать спасать фолианты, Нинка поспешила на помощь, роняя тапки. В ее глазах более благородного дела просто не существовало. Да и специальность у нее непрактичная - ну вот кому в наши дни нужен студент-классик? Я к этому отнеслась снисходительно - вывезут эти несчастные книги на склад, да и забудут, что ни делай. Нашему государству не до книг - тут бы недвижкой в центре города разжиться, так подозрительно удобно освободившейся. Да и работы у меня, честно говоря, было невпроворот.