Читаем Сборник рассказов с конкурса "Наше Вам С Кисточкой" (СИ) полностью

Есть, впрочем, и сложности. В квартиру может в любой момент наведаться мама, могут затопить соседи, по какому-нибудь закону подлости что-нибудь понадобится полиции. Да и в реализации... Да и что если демон так и не сможет уйти и застрянет здесь на все время? Бояться годами? Десятилетиями? И однажды он все-таки вырвется, все не предусмотришь. И будем мстить. Оставим на крайний случай. Сглатываю вязкую слюну. Для начала - попробовать договориться. Демонам не угрожают. С демонами торгуются.

Опьянение расползается по измученному и невыспавшемуся телу и потихоньку перерастает в безрассудство, притупляя инстинкт самосохранения и смазывая очертания предметов. Даже демон, которого я продолжаю разглядывать краешком глаза, бултыхая в стакане жидкую храбрость, кажется мне нечетким. Нереальным. А в голове зреет План Бэ. Очень нехороший. Циничный. Такой, что меня и саму начинает колотить озноб. Но я же не Луна в Матроске, чтобы бороться за добро и справедливость. Мне бы самой уцелеть и Нинку отмазать. А другие... что мне до них?

- А что если... - я сосредотачиваюсь, чтобы четко выговаривать слова, и мне самой не по себе от того, что я задумала - что если я предложу тебе больше душ? Этих самых... младых дев? Вместо моей никчемной одной? С учеными уж извини, не задалось.

Демон презрительно кривится. Не верит. Напрасно. Я поднимаю руки и останавливаю протест.

- Подумай, когда тебя вызывали в последний раз? - демон замирает. Я молюсь про себя, чтобы мои догадки оказались верны. - По нашему, смертному времени. - уточняю. Намек более, чем прозрачен. Демон тоже понимает и вспыхивает. Буквально. За секунду он снова превращается в столп ревущего пламени.

- Смертные века ничто для нас, пыль под ногами. - вещает огненный столп. Но на пафос меня не купишь. И я больше не боюсь. По моим венам течет зелье храбрости - обжигающе дрянное виски из шкафчика моей сестры. Патентованное средство Великого и Ужасного. К тому же я нащупала нужную струнку.

- И ты готов питаться с периодичностью раз в столетие? - дожимаю я. - Должно быть эти души чертовски калорийны.

Демон сгущается в уродливую копию меня. Карминные губы кривит жестокая усмешка, глаза как у дикой кошки. Один глаз начинает уродливо вытекать и мерзкой слизью стекает по щеке. Предупреждение. Зрелище отвратительное, но я наблюдаю за ним с мазохистским удовольствием. Значит, демон может менять форму по желанию. Отлично.

- Я предлагаю тебе шанс на ... - прикидываю - скажем, на десять вызовов. Все к младым девам. Все, как ты любишь. И свою помощь как консультанта по психологии. Чтобы облегчить... разговор. - я позволяю себе короткую усмешку, излучая уверенность, которой вовсе не ощущаю. - По твоему имиджу видно, что ты до сих пор больше с мужиками работал. С романтичными девушкаами все это не пройдет. Так что внешность придется менять . Но как я вижу, у тебя с этим проблем нет. Половина успеха у нас в кармане.

Изуродованное создание озадаченно моргает. Секунда, и на меня опять бесстрастно взирает помесь козла и Конана-варвара. Демон придирчиво оглядывает себя, прежде чем спросить:

- И что не так с этим обликом?

Я выдыхаю. Задает вопросы, первые сомнения. Кажется, наживку он заглотил. Теперь надо чтобы рыбка не сорвалась с крючка.

- Видишь ли, бруталы сейчас не в моде, - ослепительно улыбаюсь я. - Да и твой нынешний облик слишком... - я помогаю себе руками в поисках слова... - демонический, что ли? - Я буквально кожей ощущаю, как озадаченность возрастает.

- Я и есть демон., - вклинивается морда. Но я уже в ударе. Я поймала вдохновение за хвост.

- Ты хочешь получить души малолетних дурех или напугать их до такой степени, что они в штаны наложат? - строго спрашиваю я - Одна от тебя уже сбежала. Так сколько к тебе ни приводи, будут одни крики. Соседи, полиция, потом телевидение ... Или даже священники со святой водой и кадилами? Оно тебе надо, чтобы на тебе первый канал в экзорцизме тренировался?

О том, что нам с Нинкой в бабушкиной квартире первый канал тем более не сдался, благородно умалчиваю. Демон размышляет, склонив голову.

- А кто... 'вмоде'? - наконец, вопрошает он, выговаривая последнее слово со странным акцентом. Как будто не вполне проник в смысл слова.

Так, кто там у нас в моде? Вспоминаю последние статьи в нашем журнале.

- Дровосеки, - вспоминаю я. Небольшая вспышка и демон покорно трансформируется в дюжего жилистого детину с топором. Волосатая грудь, крепкие руки, старомодная холщовая рубаха, перевязанная кушаком, лицо, не обезображенное интеллектом.

-Эээ, нет, - я мучительно краснею. - Не те дровосеки. Дровосеки, которые любят других дровосеков. - кажется, с алкоголем я таки перебрала.

Демон понемногу свирепеет, и я начинаю спешно копаться в телефоне в поисках подходящей картинки. От чего там у нас пищат юные девицы? Анимешные мальчики-зайчики? От страха показываю первую попавшуюся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дураки, дороги и другие особенности национального вождения
Дураки, дороги и другие особенности национального вождения

В итоговую книгу Юрия Гейко «Дураки, дороги и другие особенности национального вождения» вошло все лучшее «автомобильное», написанное в «Комсомольской правде», рассказанное на «Авторадио» и показанное на телевидении. Статьи, посвященные самым разнообразным практическим темам, волнующим автомобилистов: защите автомобиля от угона, выборе резины, щеток, фар, стекол, зимнему обслуживанию автомобиля, автокосметике, ДТП, правилам поведения на дорогах и этике автомобилистов, соответствию автомобиля требованиям активной и пассивной безопасности, езде ночью и в ограниченном пространстве, сну и еде за рулем, животным и детям в машине; социальные статьи о милицейских «разводках» и способах противодействия им, о психологии гаишного развода, недоплате и ловушках страховых компаний, схемах обмана на дороге; а также путевые заметки, исторические обзоры и лирические очерки, посвященные автомобилям.

Юрий Васильевич Гейко

Хобби и ремесла / Разное / Без Жанра
Разум
Разум

Рудольф Слобода — известный словацкий прозаик среднего поколения — тяготеет к анализу сложных, порой противоречивых состояний человеческого духа, внутренней жизни героев, меры их ответственности за свои поступки перед собой, своей совестью и окружающим миром. В этом смысле его писательская манера в чем-то сродни художественной манере Марселя Пруста.Герой его романа — сценарист одной из братиславских студий — переживает трудный период: недавняя смерть близкого ему по духу отца, запутанные отношения с женой, с коллегами, творческий кризис, мучительные раздумья о смысле жизни и общественной значимости своей работы.

Дэниэл Дж. Сигел , Илья Леонидович Котов , Константин Сергеевич Соловьев , Рудольф Слобода , Станислав Лем

Публицистика / Самиздат, сетевая литература / Разное / Зарубежная психология / Без Жанра