Окинув взглядом окрестности, Стас по выложенной плиткой дорожке. Скрываться в траве и лазать по кустам в текущих условиях не стоило: мутировавшие животные и люди очень хорошо слышали и реагировали больше на звук, чем на движение. Да, и люди…
Михалыч полностью обратился к концу вторых суток после обморока. Его весь день корчило, он скрипел зубами и суставами, пока ничто не перестало напоминать в нем разумного человека. Наблюдавшие за ним по очереди теперь уже бывшие коллеги заметили, что кожа больного стала мучнистого серо-зеленого цвета, вены провалились, как будто вся кровь покинула сосуды. Налившиеся молочной белизной глаза, непрерывно следившие за находившимся в комнате человеком, наводили ужас. Подполковник юстиции, когда-то направлявший в суд уголовных дел как целый следственный отдел в другом подразделении, сейчас клацал зубами и походил на неизвестную науке бешеную тварь с жаждой смерти в каждом движении. Он постоянно ворочался, стремясь если не порвать, то растянуть свои путы. Один раз ему удалось вырвать из-под веревок руку и, пока его пеленали обратно, умудрился исцарапать лицо Ивану Воробьеву, чуть не задев глаз.
Именно старый следователь стал для Стаса первым свидетельством того, что произошедший катаклизм имеет гораздо более глубокие причины и последствия, чем ядерный или бактериологический удар. Поведение Михайлыча не укладывалось ни в рамки болезни, ни в версию отравления. Создавалось впечатление, что из глубины омертвевших глаз на людей взирает нечто, совсем нечеловеческое существо, оценивающее их только как врага или источник пищи.
К вечеру температура подскочила у обоих пострадавших от действий Михалыча: Витька уже бредил, Ванька пока держался, но с каждым часом ему тоже становилось все хуже. К утру же привязанными больными были заняты все три койки в комнате отдыха дежурной смены. А оставшиеся полицейские, так и не получив ни команд, ни помощи, экипировались, вооружились и ушли рано утром, оставив бессильно рычащих зараженных и запертую оружейную комнату, набитую бумагами, скрывавшими сейфы с пистолетами и патронами. Сил пристрелить безнадежных никто в себе не нашел.
И вот сейчас Стас приближался к своему дому уже в одиночку. Автомат, как оружие крайней необходимости, висел на груди, в правую руку из-за спины перекочевала шашка. Булгарин был любителем оружия, в квартире его, кроме жены и дочери, дожидались арбалет и коллекция ножей. И это кроме двух ружей. Шашка была вообще отдельной историей — подлинная реплика казачьей шашки нижних чинов образца 1881 года, гордость коллекционера. Специально заказывал в соседней области, она лишь чуть не дотягивала до качества оригинала, так как использовали в этом оружии сталь твердостью 45 HRC. Продали ее как макет, но что мешало, пользуясь положением и статусом, заточить ее под стандарты? Ничто не мешало, вот в солнечных лучах и пускала блики заточка 27/60.
Выскочивший из-за угла пес — не дог, а совсем другой, значительно меньше, но такой же грязный, в комках свалявшейся от крови шерсти, — был встречен ударом наотмашь. Хоть и атаковали мутанты без лая, но двигались достаточно шумно, с цокотом когтей по дорожному покрытию. Времени для подготовки к бою почти всегда было достаточно, а выводы после каждого столкновения Стас привык делать немедленно: значит, где-то ошибся, если пес услышал или увидел его и пошел на таран.
Монструозная собака была встречена в прыжке первой, самой острой третью шашки. Булгарин шагнул в сторону, пропуская сбоку летевшую по инерции изувеченную тварь, прыгнул ей вслед. Несмотря на явно смертельное ранение, пес в любой момент мог гавкнуть или взвыть, а этого никак нельзя было допустить. Прямой тычок лезвия под челюсть прерывал агонию мутанта. Стас резко присел около трупа, прислушиваясь к обстановке и оглядывая небо. Кроме собак, на звуки также реагировали вороны. Этих падальщиков за неделю расплодилось в огромном количестве, они разожрались на трупах, вили гнезда, сами атаковали увиденных людей, напрочь игнорируя зомби. Птицы увеличились в размерах, размах крыльев у самой большой из встреченных Стасом достигал двух метров — замерял шагами после одного из столкновений. В отличие от псов, вороны атаковали с карканьем, что иногда тоже позволяло успеть подготовиться. Да и зомби, массово бродившие по безжизненным улицам, реагировали на звук, но их хоть было слышно, как и собак.
При нападении группы из трех зомби как раз и погиб Матюхин.
Массовая мутация началась почти через двое суток после метеоритного потока. Покидавшие отдел полиции мужчины уже понимали существование некой взаимосвязи дневного звездопада и болезни, поразившей трех их сослуживцев. Кто виноват в этой болезни — знать уже не хотелось, думать об этом не было возможности: на улицы начали выходить больные люди и животные. Агрессивные, рыскавшие в поисках выживших, рвущиеся в запертые помещение на любой шорох, производимый живыми. Именно живыми — непонятным образом на шаги таких же зараженных, как и они сами, зомби не реагировали.