Сборник рецензий

По традиции, правящий король назначает попеременно канцлера из Стеклянного дома — сторонников светописи, и Железного дома — сторонников машинного пути развития. Так было долго, пока очередной владыка не нарушил традицию, трижды подряд назначив Стеклянного канцлера. А его сын резко не переменил курс, пожизненно назначив Железного. Это перевернуло мир, скачком подстегнуло научно-технический прогресс и промышленную революцию, континент спешно принялись опутывать паутины железных дорог и телефонных проводов. Светопись превратилась во второстепенное искусство на службе техники.

Конечно же, отыскались недовольные. Четверть века назад и трава была зеленее, и вода мокрее. А теперь даже зеркала нас старят исключительно из-за неправильно свернувшего пути развития. Потому надо всё исправить, цель оправдывает средства, лес рубят — щепки летят. Вот только каково этим самым щепкам, например герою книги Генриху фон Рау, гении от революционного светлого будущего никогда не задумываются. «Что ни делается — всё лучшему, ибо что к лучшему — то не сделано». А может и правильно, что не сделано? Можно ли силой заставить историю свернуть так, чтобы новый вариант стал однозначно счастливее? Или не стоит трогать прошлое, каким бы оно ни стало — а лучше менять к лучшему настоящее? Ответ каждый должен дать себе сам. Ну, а какой ответ выбрал Генрих, читайте сами. И наслаждайтесь. Книгой, словом, и содержанием.

https://www.labirint.ru/books/588649/

https://author.today/work/63257

Человек и Вселенная. Роман Александра Зарубина «Культурные особенности»

И пытались постичь

Мы, не знавшие войн,
За воинственный клич
Принимавшие вой,
Тайну слова «приказ»,
Назначенье границ,
Смысл атаки и лязг
Боевых колесниц.
Только в грёзы нельзя насовсем убежать:
Краткий век у забав — столько боли вокруг!
Постарайся ладони у мёртвых разжать
И оружье принять из натруженных рук.

Владимир Высоцкий

Как известно, окружающее нас бытие определяет наше мировоззрение. Потому литература, раз уж она является неотъемлемой частью нашего сознания, в немалой степени отражение происходящих в мире событий. И неудивительно, что классическая фантастика своего расцвета достигла именно в пятидесятых-шестидесятых годах двадцатого века. Закончилась эпоха, когда прошёл восторг чистым прогрессом просто за его научно-технические новинки, как это слышится в романах Жюля Верна или Беляева. (Вроде бы чистые космооперы Дока Смита или Эдмунда Гамильтона духом скорее ближе именно к Уэлсу, а не к Бредбери, Азимову или Саймаку.) Мир прошёл через две мировые бойни, через ядерные грибы не только на полигонах, но и над Хиросимой и Нагасаки. Уже прозвучали слова: фантастика в первую очередь необычная декорация для понимания человека. Но ещё раскручивается прогресс, человек выходит в космос, раз за разом покоряет рубежи, о которых недавно боялся даже мечтать.

Потому-то в романах классической космофантастики научно-технического и гуманитарно-социального всегда поровну. Это для фантастики последующих лет социальная и психологическая часть всё сильнее начала доминировать. Космос, иные миры чужих планет, невиданная техника перестают быть в книгах равноправными партнёрами с переживаниями, приключениями и душевными терзаниями. Уходят Саймак, Хайнлайн, Ефремов. Им на смену приходят писатели вроде Лоис Макмастер Буджолд, а в России — поколение Лукьяненко. Было время, когда интерес к фантастике вообще почти угас. Людям, живущем в океане несправедливости, захотелось вернуться в эпоху рыцарства. Эпоху, когда честь была высшей доблестью, а подлеца можно было призвать к ответу, бросив перчатку в лицо.