Сборник РОЗЫ

Упырь охотно поддержал разговор, и очень скоро они разговаривали о серебряных пулях, рассветах, закатах и поэзии Проклятых. Кэрри широко улыбалась, чувствуя себя необычно приятно в компании с незнакомцем, упырь живо интересовался ее познаниями в мифологии нежити, а Макс караулил неподалеку, убеждая самого себя, что при первых признаках «недоброго» вступится за подругу.

Вслед за первой рюмкой Кэрри опрокинула вторую, настал черед третьей и четвертой, так что спустя час она ощущала себя легкой и воздушной пылинкой в объятьях дружелюбного мира. Ничто, казалось, не могло разрушить ее счастья, но тут краем уха она услышала обращенную к Никки фразу:

– Шалава!

Услышала, хлопнула глазами и ощутила в животе комок давящей тяжести, рвущийся наружу. Понеслась в туалет, наклонилась над грязным унитазом и на краткий момент перестала воспринимать реальность. Ругательство отдавалось в голове громом церковных колоколов, пением петуха на рассвете.

Шалава.

Кэрри корчилась на грязном полу, измазав полы платья и рукава уличной грязью и жидкостью еще более вонючей. Ей было противно, отвратительно и мерзко от самой себя, от кабинки в недрах коттеджа, от Хэллоуина, некстати подвалившего «упыря» и воспоминаний, которые нахлынули так внезапно.

Шалава.

В детстве она слышала это слово частенько. Мать ходила по рукам, переползая от одной интрижки к другой, нередко за какие-то сутки. Соседи, знакомые и даже новые ухажеры называли ее «Шалавой» в глаза, с большой буквы. Вместо имени. И, возможно, если бы Кэрри не помнила маму другим человеком, она тоже начала бы звать ее так.

Шалава.

Наконец, тошнота отступила. Кэрри поднялась на ноги и через коридоры потащилась к выходу из коттеджа. Содом и Гоморра – рай инквизитора. Лучше выбираться поскорей, пока не нагрянули копы или родители особенно респектабельных студентов.

В узком коридоре, заставленном старинными комодами и вазами из далеких стран она наткнулась на Макса. Макс шел вперед по памяти, без очков, которые сжимал в побелевших от усилия пальцах. Кэрри окликнула его, и он посмотрел на нее растерянно, со смесью надежды и страха.

– С тобой все хорошо? – тихо спросил он.

И Кэрри, охваченная внезапным порывом, ринулась к нему на шею, рыдая от пережитых воспоминаний. Ее хватка становилась все крепче, и вот уже она сжимала его изо всех сил, не позволяя кислороду поступать в легкие, а оттуда – в мозг. Макс хрипел, пытался вырваться, а Кэрри гладила его по голове, успокаивала и говорила, что с ней все в порядке. Наконец, он затих, образовав под собой вонючую лужицу, а Кэрри пошла дальше по коридору, тихо улыбаясь.

– Все хорошо, – шептала она. – Все хорошо.

***

Копы забрали всех. Майкл возмущался, звонил родителям, доказывал офицерам свою непричастность, но добился только ощутимой оплеухи и строгого выговора. Три десятка пьяных подростков и молодых людей вперемешку толкались на тесных скамейках, изнывая от жажды, неизвестности и желания поскорей оказаться в уборной. Желающих сослаться на плохое здоровье снабдили нехитрыми медикаментами, каждому разрешили сделать один звонок, и настало то самое время, когда неизвестность – самый страшный враг.

Кэрри рассматривала вырезанное на стене напротив слово: «Обдолбыши». Она пыталась понять, что означает это слово. Кого имел в виду неизвестный автор? Своих соседей по лавке? Копов? Общество в целом? Кэрри повторяла про себя по слогам: «Об-дол-бы-ши». Чудное, редкое словечко, такие не услышать абы где – это, можно сказать, философия целой культуры. Образ жизни огромного пласта людей.

– Говорят, его эта блядина порешила, – предположил, нарушив тишину камер, Майкл. Его реплика разрезала напряжение раскаленным ножом, и все по очереди начали высказывать идеи, строить догадки и предположения.

– Сам поперхнулся!

– Таблетки забыл принять.

– Стервозина Никки давно на него косилась!

– Да его ведьма прокляла! Ха-ха! Хеллоуин же!

Кэрри покосилась на Майкла, поймала его взгляд и напряженно поджала губы. Ей не понравилось слово «блядина», не понравился его тон и даже сам факт того, что мерзкий выскочка опять тянул одеяло на себя. Почему было не посидеть спокойно? Копы не для того рассадили их по камерам, чтоб они передрались между собой, а при таких инициативах ребята неизбежно докатятся до мордобоя. Кэрри не любила жестокость – в детстве ее было достаточно. С лихвой хватило бы на несколько жизней.

Копы вызывали по двое и потом вели в разные коридоры. Тридцать человек на одну ночь – не шутки. Редко удается собрать столько потенциальных свидетелей убийства. Допрашивали быстро, в основном, чтоб зафиксировать и сопоставить самое важное, записать данные и сделать фото. Проверяли «пальчики», смотрели, не натворили ли свидетели еще каких дел за свою недолгую жизнь.

Кэрри сидела перед офицером, стараясь вежливо улыбаться. Ей казалось, так она проявляет участие.

– Ну-с, мисс Холлихарт, как вы относились к убитому? – офицер закурил, игнорируя табличку в кабинете. Кэрри нахмурилась, но ничего не сказала.

– Он был моим другом, – сказала она.