Сборник РОЗЫ

Никки жевала шоколадку, сидя на промерзшей – холодной и твердой – земле, разглядывала груду фантиков рядом с каменной плитой перед собой и пыталась понять, что можно сделать. С того дня, как к ней явились два офицера и попытались найти Кэрри в шкафу с одеждой, прошла почти неделя. Никки гадала, что могло произойти за это время, и так запустила свою собственную жизнь, что получила внушительный нагоняй от родителей. Мать визжала в трубку о том, что «пьянки и гулянки» можно было простить, но столько прогулов – это слишком. Отец грозился прекратить оплату занятий.

На кладбище всегда было спокойно – Никки поняла это уже на второй день. Здесь никто не кричал, никто не устраивал вечеринок, никто не злился. Грустить приходили в одиночку, а редкие процессии вели себя так тихо, что их можно было вовсе не замечать. Никки разглядывала плиту с именем Макса, скользила взглядом по заветным датам, шептала вслух: «Дорогому сыну».

Ей казалось – когда на улице темнело и холодный ветер залезал под куртку – что внизу, в гробу, лежит она сама, а Макс вселился в ее тело и теперь пытается помочь бедной Кэрри. В последний раз, когда они виделись, Никки пообещала, что вытащит подругу, а вышло совсем иначе. Кэрри сбежала сама.

Оставалось только ждать ее на кладбище. Никки точно знала, что, рано или поздно, Кэрри придет навестить Макса. Так же, должно быть, думали копы. Во всяком случае, первые дни возле кладбища стояла их машина. Офицеры лопали пончики и лениво оглядывали пустующие ряды могил. Наверное, для них это было чем-то вроде легкого поручения, ради которого тянут соломинку. Никки несла свой дозор более рьяно – поглядывала в ближайшие кусты, старалась не отлучаться надолго, подумывала даже о том, чтоб раздобыть спальный мешок, но сторож доходчиво объяснил ей, что ночью выпроводит взашей.

Кэрри так и не объявилась, ни на первой неделе, ни на второй, ни на третьей. К концу месяца Никки заметила в зеркале знакомые синяки под глазами. Приняла душ, оделась и пошла на занятия, стараясь затолкать как можно дальше мысль: вдруг именно сегодня?

Занятия тянулись мучительно долго, студенты косились на Никки, будто та распространяла вокруг себя чуму: отсаживались, перешептывались. Она превратилась в изгоя, и была этому, в сущности, даже рада. Слишком много всего произошло за последние месяцы, слишком сильно она изменилась, чтоб теперь идти в ту же реку. Нет, пускай она займет место Кэрри, пускай ее побаиваются и считают Чокнутой – ей было плевать.

Набравшись храбрости, она сходила в общежитие и уточнила, куда отправились вещи беглянки. Ей сказали, что большую часть забрали копы, но при себе Никки теперь носила сладости-взятки, и добродушная бабулька посоветовала спросить у соседки.

Джейн была неприветлива и осторожная – первым делом хотела выпроводить гостью восвояси, но сжалилась, глядя на красивую упаковку конфет. Выяснилось, что большую часть вещей копы все же оставили, просто велели не выбрасывать еще пару месяцев, и Джейн убрала их под кровать. Никки залезла в немногочисленные сумки, отложила подальше книги и стала копать глубже. Искала то, что можно было бы связать с детством. Альбомы, игрушки, старые шмотки… В конце концов, ей в руки попал замызганный медвежонок. Она достала трофей, широко улыбаясь.

– Подарок от мамы, – пояснила Джейн.

Медвежонка удалось обменять на рахат-лукум.

***

Никки готовилась к Хэллоуину так основательно, что невольно ощутила себя сумасшедшей. Собрала бутылку виски, взяла теплую куртку, нацепила толстые спортивные штаны и зимние кроссовки, сунула в рюкзак медвежонка и до верху наполнила оставшееся пространство батончиками. На сердце было легко и спокойно – она шла на кладбище, чувствуя, что возвращается домой.

Сторож осекся на полуслове, увидев бутылку, и она беспрепятственно добралась до могилы. Разложила батончики, посадила мишку возле могильной плиты, а потом села на рюкзак и стала наблюдать за тем, как садится солнце.

Красноватый свет уступил место мягким сумеркам, вокруг оград скопился привычный осенний туман. Никки обернулась к надгробию и увидела, что напротив нее сидят еще две фигуры. Макс прислонился к собственному имени, а Кэрри сжимала в руках своего медвежонка.

– Я по вам очень скучала, – призналась Никки, чувствуя, как по щекам потекли слезы. Они казались горячими, раскаленными на замерзшей коже.

– Мы по тебе тоже, – улыбнулась Кэрри. Она была в той самой одежде, которую запомнила Никки с их последней встречи. Медвежонок ей очень шел – казалось, что она сидит у себя в комнате. Макс, одетый в свой нелепый фрак, сейчас был очень похож на настоящего вампира.

– У вас все в порядке?

Чокнутая уверенно кивнула и внимательно посмотрела подруге в глаза. Никки замерла, ощущая на себе пронзительный взгляд эфемерных зрачков. Образ Кэрри впечатался ей в память так плотно, что пришлось долго моргать, чтоб только избавиться от наваждения, а когда она открыла глаза, их уже не было. Со стороны сторожки к Никки шел сторож:

– Так, все, вали отсюда! Слышишь? Проверять приперлись, а? Прикинь? Давай-давай!