Сборник "Шерше ля фам"

— А все потому, что умом своим совершенно не пользуешься. Ну вот зачем он, спрашивается, тебе даден, а?

— Я им мысли думаю.

— Какие?

— Всякие.

— И кому от них польза?

— Ну-у… это как взглянуть.

— Вот если бы не было у тебя твоего ума, то и ладно. Я бы тебя все равно любил, потому что… ну просто так, в конце концов. Но ведь он же у тебя есть. Вот что обидно.

— Тебе-то чего обидно?

— Ну как же, ведь добро пропадает, жалко. Разве нет?. Ну лень тебе самому, давай вместе книжку напишем, а? Ты будешь писать, а я запятые расставлять.

— Можно вообще без знаков препинания. Еще даже и лучше.

— А вот не скажи. Пунктуация — это скальпель. Вот тут-то рука мастера и видна бывает. Сразу. А просто так навалять с три короба — это всякий дурак сможет.

— Вот и хорошо.

— Что «хорошо»?

— Вот пусть и валяет. Если ему больше делать нечего.

— Кому?

— Дураку всякому. Ко мне-то ты чего пристал? И… это… ну на самом деле… извини, конечно, но… оставь прибор в покое, вылезай.

— Да ничего я тебе тут не загубил, не волнуйся. И даже наоборот. Я вон… новую директорию создал и даже начал уже в ней работать. За тебя.

— Как это «за меня»?

— А вот так. Мы с тобой вчера на бильярде играли?

— Вроде бы. Я плохо помню.

— Вот. Вот поэтому ты мне и проиграл.

— Это в бане было?

— В бане. Я-то к тому моменту вздремнул уже и… вроде бы и оклемался. А ты нет.

— Ну и что ж тут такого? Бывает.

— Бывает, — кивнул Андрей Иваныч. — А на что мы играли, помнишь?

— На что?

— Не помнишь. А играли мы с тобой на книжку. Ты проиграл. С тебя книжка. А долг с игры… это, батенька ты мой, дело святое. И простить его тебе я не в праве. Но поскольку человек я добрый, чувственный, можно сказать, аж до слезливости и люблю тебя как брата, то вот и набросал тут в двух словах некую жизненную концепцию, о которой ты мне вчера, отсвечивая голым задом, полночи талдычил. Не дословно, правда, у меня получилось, но… в общих чертах. И лексика твоя сохранена, большей частью. Просто я изложил покомпактнее. Ты-то все забыл, а я зафиксировал.

— Ты чего, Андрей Иваныч, опупел? Какая, на хрен, концепция? Какая книжка? И чего это ты у меня здесь без порток расселся?

— Голый я оттого, что душ недавно принял, пока ты спал, а халат у тебя в доме только один — твой. Я его надевать не стал. А говорили мы вчера о том, что хватит тебе в газетенках этих бульварных ерундистикой всякой заниматься — все равно ведь ни славы, ни денег, а напиши-ка ты, братец, книжку. А уж я ее раскрутить сумею, будь уверен. Грех тебе, право слово, с твоими мозгами и дурака валять. Какие-то вы все здесь, в Питере… малахольные. Выгоды своей видеть не хотите. Ну представь: фотку твою на обложку забацаем — «шесть на девять» или даже «девять на двенадцать», а? Известность, почет. А может быть, и бабки. Ну разве плохо?

— Сам дурак, — Адашев затянулся сигаретным дымом, потом взглянул на сигарету и брезгливо поморщился.

— Не обо мне речь. Мы с тобой вчера водку пили? Пили. Об жизни говорили? Говорили. Не говоря уже об смерти. Ты умничал? Умничал. И очень даже занятно. А у меня сейчас в издательском деле… короче, свой конкретный интерес имеется.

— И что дальше?

— Как что? Вот я на кон и поставил… ну, если ты проигрываешь, с тебя книжка. Раз уж ты просто так не желаешь. Сначала одна, а там посмотрим.

— А если ты?

— Если я проигрываю?

— Да. Тогда что?

— Ничего… — Андрей Иваныч пожал голыми плечами.

— Вот так вот мы договорились, да?

— Ну да. По-моему, все честно. Ты и проиграл.

— Не может такого быть. А во что мы играли?

— В «пул».

— Тем более. Там же лузы, как… туда на тракторе въехать можно.

— Все правильно. Ты и положил четыре шара подряд, прямо с разбивки. А потом у тебя черный упал. Ты и проиграл. Теперь отвечай. Тем более что — повторяю — вон, я твои вчерашние разглагольствования записал своими словами. На всякий случай, для памяти. — Андрей повернулся к компьютеру и щелкнул клавишей.

Гурский подошел к нему, встал за спиной, протянул руку к мануалу и вернул текст на самое начало. Прочел.

— Чушь какая-то, — сказал он в раздумьи. — Не мог я так говорить. Я вообще фаталист. Что выросло, то выросло. На все Божья воля. Нет. Не мог я такого говорить, разве что пьян был.

— Ну-у… это уж… не без этого.

— Вот меня и понесло, видимо. Но… вот это вот все, — он постучал пальцем по экрану монитора, — полная белиберда, причем манерная. Сплошное дурновкусье.

— Это ты сегодня так говоришь. А вчера рассуждал совершенно иначе. Ты что же — беспринципен по природе своей?

— Да. Именно. Я абсолютно беспринципен. В этом мой основной жизненный принцип.

— А долг с игры?

— Забудь. И вообще… не наезжай, а? У меня и без того башка, как… я не знаю что. Горячая и мягкая. Как жопа.

— Фу, как грубо.

— А мозгам своим мы и без написания книжек применение имеем. Свое собственное.

— Да? И какое интересно?

— Всякое. Как карта ляжет.

— Ага. То-то у тебя черные шары в лузу валятся.

— Бывает. Не без этого. Но чаще все-таки выигрываем.

— Ну и ладно. Тебе жить. Я, вообще-то, хотел как лучше. У тебя планы конкретные на сегодня есть?

— Да есть дела кое-какие. А у тебя?