Сборник "Шерше ля фам"

И те, кто чистокровных лошадей или собак ценных пород разводят, прекрасно об этом осведомлены. Телегония, и все. Покровный эффект. Чего тут поделаешь? Ну, на том мужик сердце свое и успокоил. Но, видать, не до конца, раз свою семейную фотографию прислал и письмо к ней приложил с вопросом: «Как так, дорогая редакция? Я тем не менее недопонимаю». Ну и вот… мне любопытно стало, я и решил разобраться. Это ж, представляешь, что получается? Это выходит, что каждая женщина просто, как матрица какая-то, несет в себе информацию о каждом из своих любовников и может в самый неподходящий момент любого из них во плоти воспроизвести. А? Тебе это как?

— Так это выходит, если я…

— Приезжаешь, к примеру, в Парагвай. Влюбляешься там в прекрасную Кончиту. Убиваешь навахой на дуэли, в честном поединке, ейного мужа, дона Педро, а затем, как порядочный человек, на этой самой Кончите женишься. Так?

— Та-ак…

— А она тебе потом, лет через пять, за все хорошее, что от тебя видела, рожает маленького дона Педро — один в один ее бывший муж.

— Маленького такого младенчика, но уже с усами, в сомбреро и с очень недобрым взглядом в мою сторону.

— Покровный эффект. Телегония. Смешно?

— Нет, Саша, это не смешно. Это страшно. Неужели так бывает?

— Вот хочу разобраться. Встречался тут с неким большим специалистом. Он, по его словам, с медицинскими материалами православных монастырей и храмов работает.

— И что говорит?

— Что говорит… Покровный, мол, эффект? А ка-а-ак же! Еще бы! Это же еще в монастырских книгах черным по белому написано! «Никогда не смешивайте, братия мои, ни кровь, ни ириду, ни кожные, ни волосяные покровы, иначе не родить вам чистую душу, способную к постижению Божьего разумения».

— «Ирида» это что такое?

— Радужка глаза.

— Откуда ты знаешь?

— Он сказал.

— Слушай… по-моему, он о чем-то о другом говорит. Тебе не кажется?

— Кажется. Поэтому я и встречаюсь с профессором.

— А он в мире генетики авторитет?

— Безусловно.

— Вот и слава Богу. Саша… после твоего рассказа у меня просто душа не на месте. Ты уж выясни, пожалуйста, все досконально и мне потом сообщи. А то ведь… как жить?

— Жизнь прожить, Андрюша, не поле перейти.

Они вышли во двор и направились к подворотне, которая выходила на Малый проспект Васильевского острова.

— А Петр далеко отсюда живет? — спросил Андрей Иваныч.

— На Петроградской стороне. Сейчас тачку поймаем.

— А может, пешком? Погода хорошая. Очень я по Питеру гулять люблю.

— Ну давай до Среднего пройдемся, а там на маршрутку сядем. Как раз до Петькиного дома нас она и довезет.

— Давай.

— Заодно и мозги проветрим. Они неспеша побрели по тротуару. Ветер с залива трепал по небу облака, и в просветах проглядывало солнце.

Глава 5

— Представьтесь, пожалуйста, — раздался из-за двери голос Петра Волкова.

— Мы это, Петька, — сказал Адашев-Гурский.

— Произнесите пароль.

— Трое с боку, ваших —нет! — громко отчеканил Андрей Иваныч.

— Не валяй дурака, открывай, — сказал Гурский.

— Отзыв «пирамидон», — буркнул себе под нос Волков, отпирая замок и впуская гостей в дом.

— Вы позволите войти в ваш бункер, мой фюрер? — с пониманием произнес Андрей Иваныч, переступая порог. — Мы уже на нелегальном положении?

— Я же не одет, — пояснил Волков и затянул узел на кушаке халата. — А вдруг кто чужой?

— А что б тебе не одеться? —^ вошел вслед за Андреем Гурский. — Ходишь тут… в затрапезном виде. А ты ж командир, пример бойцам показывать должен. А коснись тревога? Коснись в бой?

— Отобьемся, — Волков запер дверь, — проходите.

— Куда прикажете? — Андрей повесил куртку на вешалку в передней.

— Да вон туда, пожалуй, — кивнул Петр в направлении кухни. — Там уютнее.

— Сразу предупреждаю, — Адашев-Гурский вошел на кухню и бросил взгляд на стол, где стояли открытая литровая бутылка водки и пакет с апельсиновым соком, — я на минуту.

— Никто не неволит. Но чаю-то выпьешь? — Петр поставил чайник на плиту.

— Чаю попью. С лимоном.

— А вот лимона-то у меня, скорее всего…

— Я купил по дороге. — Александр положил на стол крупный лимон. — А яйца есть?

— Есть.

— Вот. И яичницу.

— Эт-то мы мигом. С ветчиной? — Петр распахнул холодильник.

— Дай-ка я сам, пусти-ка, — Гурский открыл дверцу газовой плиты, вынул оттуда сковороду и занялся приготовлением завтрака.

— Слушай, Петр, а расскажи-ка ты мне еще раз эту твою историю, — Адашев подчистил с тарелки кусочком белого хлеба остатки яичницы и отправил его в рот.

— Зачем? — Волков выпил рюмку.

— Ну а что, прикажешь сидеть и смотреть, как ты здесь раскисаешь? Надо же что-то делать.

— Да, Петруша, — кивнул Андрей Иваныч, — мы же вчера собирались кому-то в рыло закатать. А вместо этого в клуб какой-то поехали, а там конюшней воняло.

— Он так называется. «Конюшня».

— А-а-а… вот ведь как! Значит, ощущение запаха у меня просто ассоциативно возникло! А я-то думаю… А зачем мы туда поехали?

— Так… затем, собственно, и поехали. Мне почему-то представилось, что там Чика непременно должен быть.

— А он там бывает? — Гурский отхлебнул чая из большой керамической кружки.