Сборник "Шерше ля фам"

— А можно мне было бы с сестрой вашей встретиться, поговорить? Ведь на самом деле что-то мне в смерти вашего мужа кажется не совсем… Тем более, в свете всех его непростых отношений с криминальными, так сказать, структурами. Может быть, Дугин с Чикой этим самым связан, а? Может такое быть? Вы же не знаете. И тогда, выполняя его волю, он легко…

— Прекратите. Не может такого быть.

— Вот я и хочу с Яной поговорить. Она же его, по вашим словам, ближе зна->?г. Я с ней 1'гстоворю, выясню, успокоюсь, и поставим на этом деле точку. А интервью с Вадим Николаичем я уничтожу. Нечего, на самом-то деле, его имя трепать. Чего ух теперь… Если никто в сто смерти не виноват, так и зарасти они все, эти Чики-Брики… сами знаете, чем. А? Давайте так сделаем?

— Давайте, — удовлетворенно улыбнулась Анна, поднялась с дивана и, подойдя к телефону, набрала номер. Постояла, вслушиваясь в длинные гудки, повесила трубку.

— Нет ее, — сказала она, вернувшись обратно. — Бог знает, где шляется.

— А можно я сам с ней созвонюсь?

— Попробуйте, только ее дома застать сложно.

— Вот это плохо, — вздохнул Гур-ский. — Мне же на Камчатку, время поджимает.

— Но вечерами-то она бывает.

— Да?

— Ночует, по крайней мере, как правило, дома.

— Значит, есть шанс.

— Да, конечно. Запишите телефон. Или лучше давайте я сама вам запишу, — Анна опять встала с дивана, вышла в кабинет и вернулась с большим блокнотом и ручкой. — Вот, возьмите, — протянула она Гурскому листок с записанным на нем номером телефона сестры.

— Спасибо большое. И вот еще что, Аня… вы с машиной вашей, ну… она же после аварии, вы что с ней делать собираетесь?

— Продавать, «наверное… я —не знаю, она пока на стоянке стоит.

— А сильно она пострадала?

— Да нет, в общем-то, не очень. Я, как видите, жива. Даже не сломала себе ничего. Я ремнем пристегнута была, вот и… повезло. А почему вы спрашиваете?

— Да видите ли… товарищ мой один хотел бы, может быть, купить что-нибудь такое… уж я не знаю, зачем .ему, но… на новую, очевидно, денег нет, а так… восстановит. Можно ему на нее взглянуть?

— Пожалуйста.

— А где эта стоянка?

— Вы заправку «Несте» знаете? Ну… здесь недалеко, на выезде из города?

— Честно говоря… я машину не вожу, поэтому…

— Это тут, на Школьной, — Анна приподняла руку, указывая направление. — Да вы найдете, это просто. Яна там как раз рядом живет. А на стоянке спросите черный «скорпио», вам покажут. Он там один такой, после аварии.

— Ну спасибо, — Адашев-Гурский встал с дивана. — Аня, мне очень приятно было с вами познакомиться. Правда. Лучше бы, конечно, при иных обстоятельствах, но…

— Да, конечно. И мне было очень приятно, — она тоже поднялась. — Пойдемте, я вас провожу.

— Всего доброго, Аня. Может, еще и увидимся.

— Возможно, — Анна взглянула ему в глаза. — Я совсем не против. Но вы, я надеюсь, мне, по крайней мере, позвоните, когда все выясните?

— Непременно, — пообещал Гурский.

Выйдя от Анны Заславской, Александр взглянул на часы и подумал: «Очень хорошо. Как раз успеваем в университет. К профессору Баранову».

Закурил и пошел к трамвайной остановке.

Глава 9

Для того чтобы сохранить некую концептуальную .целостность повествования, автор предлагает читателю заглянуть на минуту в дом Петра Волкова и посмотреть, что там происходит.

— Петр Сергеич, и напрасно вы горячитесь, — закинув ногу на ногу, Андрей Иваныч крутил в руке рюмку. — Я же с вами и не спорю. Конечно, нельзя совершать нехорошие поступки. Это так, это безусловно. А уж, если совершил, да тебя еще и поймали — будь любезен в цугундер. Это все справедливо. Но вот про то, что, мол, добровольное признание облегчает душу… тут я готов поспорить.

— Давай, — Волков налил водки себе и Андрею.

— А вот послушай меня… мы ведь никуда не торопимся? Нет?

— У меня тут магазин круглосуточный.

— Ну и хорошо.

— Выпьем?

— Погоди, мы с тобой спорить собирались, а я еще историю не рассказал.

— Рассказывай.

— Так вот… бывают, Петя, поступки, признаваться в которых гораздо неправильнее, чем их совершать.

— Не бывает. Господь все видит, необходимо покаяться.

— Ага… а вот я тебе тогда историю одну расскажу.

— Давай.

— Есть у меня один знакомый, канадец. Весьма… ты знаешь, очень даже такой… бизнесмен. И зовут его Гарри Погоняйло.

— Согласен. Смешная история. Выпьем?

— Нет, ты погоди смеяться, это его такое нормальное имя, поскольку он хохол, но родился уже в Канаде.

— А не фиг там рождаться.

— Возможно. Но он, ты понимаешь, совершенно искренне в Господа верует. Причем по нашей, по православной методе.

— И что?

— Как что? Я же тебе говорю, даже если перед Ликом Господним ты предстоишь, то все равно есть такие моменты, о которых лучше не распинаться, даже если и сотворил. Не надо в этом сознаваться.

— Почему?

— А поелику сам факт покаяния в этих деяниях и есть не что иное, как мерзость и гордыня самоуничижения, что в конечном счете и является сотворением греха.

— Во как…

— А вот так вот.

— И в чем же он таком каялся, этот твой Погоняйло?

— А-а… интересно?

— Ну, а что ж. Любопытно.

— А каялся он в том, что ну о-о-чень любит задний свой проход ногтем чесать.

— Да иди ты?

— Ну. Бля буду.