Как вдруг недалеко смех послышался, за деревьями. Схватил Даян ружье, повесил за плечо, пригнулся сам и пошел на звук. Скоро послышался звериный рев наравне со смехом, перекрестился тогда охотник, но продолжил идти. Встал за деревом, выглянул и застыл. Там, в овраге Мавра сидела, а вокруг нее медвежата бегали, кувыркались. Гладила она их, малинкой прикармливала. Тут и пронеслось в голове Даяна, надо убить одного. Вот принесет шкуру Аленке, сразу она его полюбит и замуж пойдет, но стоило взвести ружье, как встретился он с лучистым взглядом Мавры, та смеялась, медвежат веселила, а они знай пищат да подвывают ну словно дети малые. То прыгают, то друг с другом сцепляются и кубарем катятся. А Мавра глаз с охотника не спускает, ждет…
И не выдержало сердце Даяна, опустил он ружье, а потом и вовсе бросил в высокую траву. Спустился к кикиморе, сел рядом:
- Прости меня, - заговорил он нежным голосом. – Свои желания превыше чужой жизни поставил. Тебя мне сама природа послала, чтобы ты мне глаза открыла.
- Ты хороший человек, Даян. У тебя душа есть и сердце ласковое. Будет еще тебе жена, но такая, которая полюбит просто так.
- А не нужна мне другая.
Даян накрыл худенькую ручку Мавры своей горячей ладонью. Засмущалась кикимора, отвернулась:
- А ну-ка, мишки – расцелуйте-ка его за меня, - прошептала она.
Сорвались медвежата с места, кинулись на Даяна и давай нос со щеками облизывать.
Вернулся охотник из лесу с невестой. Привел Мавру в свою избу, хозяйкой сделал.
А до чего дети у них были чудные, у сыночка глаза зеленые, у дочки – синие, а волосы рыжие. Любили они по лесу бегать и ворожить, то тропинки напутают, то лужицу осушат, а как в гости к кому придут, обязательно у хозяев молоко скиснет, но дети Мавры и Даяна добрые были, природу уважали, зверей жалели, да родителей почитали.
Орлица и Гарья
Давно уж по земле русской ходили легенды о сиринах – существах диковинных. Рассказывал народ дикости о коварстве их, изворотливости да кровожадности. Сколько воинов храбрых и люду простого полегло от когтей сих ужасных созданий.
Но мало кто знал, что водилась в одном дремучем лесу сирина особенная – людей голосом не сманивала, да и вообще, к человечине вкуса не имела. Жила себе Орлица на дереве высоком, что произрастало в самой темной части леса, охотилась на животину здешнюю, песни волшебные у озер да рек распевала. Рассветы встречала краса пернатая, сидя на самой верхушке старой осины, а закатами любовалась на выступе скалы из белых благородных пород. Так и жила девица - в ладу с собою, с природою.
Кликали ее Орлицей…
Захотела в один день сирина воспарить над землей так высоко, как только солнышко могло воссиять в часы утренние.
Лучи ласкали лик девичий, перья золотом отливали, ветер в ушах посвистывал, небывалые красоты под девою пологом расстилались. Летела сирина, не зная ни направления, ни места точного, что называется, лишь страстью к полету гонимая. Но вдруг ее взору пристальному явилась печальная картина. Во поле широком средь колосьев золотых возлежало на земле созданье раненое. Не двигалось, не дышало, лишь перья на могучей спине дыбились от ветра рьяного.
Любопытство возобладало над Орлицей, да и негоже было вот так мимо собрата-то пролетать. Еще какое-то время парила сирина над телом, подобно хищной птице над жертвой, а после пошла на снижение.
Поначалу дева побаивалась, кругами ходила вокруг пернатого, а тот ликом в траве возлежал, посему и разглядеть-то не получалось, что ж за зверь такой крылатый на земли русские пожаловал. А вдруг, злыдень какой? Может и поделом ему. Но сердцем сирина обладала большим, жалостливым, посему подошла вплотную к созданию и крылом по могучей спине провела. Зверь дернулся, хотел было крылья расправить, да не вышло, тут же кровь бурая закапала, окрасив побитые колосья.
- Кто такой? – чарующим голосом заговорила Орлица. – Чьих кровей будешь?
И тогда приподнял зверь голову. Сирина аж подпрыгнула, не доводилось еще встречать подобного чуда в родных местах – голова орлиная, на кончике клюва щиток золоченый поблескивает, уши рысьи, глаза кошачьи и взгляд такой пронзительный, будто насквозь видит.
Помолчал тот с минуту, а потом молвил. Голос его эхом по полю пронесся:
- Прибыл я из государства далекого. Величают Гарьей, из рода грифонов.
- Величают? – ответила сирина с прищуром. – Голубых кровей, значит? И как же ваше величие сюда занесло?
- Коль прилетел, значит, так надобно было. Кто ж знал, что у вас тут одни душегубы безбожные бродят! Теперь судьба моя – сгинуть на чужой земле.
- Не скажи, тут люди живут богобоязливые, а тебя видать за нечисть какую приняли, вот и подстрелили. Но сгинуть я тебе не позволю.
Порешила Орлица узнать Гарью получше, да и тайны повыведать, посему подошла к грифону, уселась рядышком с раненым крылом и запела песнь особенную – целительную. Голос ее трелью прокатился по округе, Гарья даже в забвение ненадолго впал, а раны затянулись в мгновение ока.
- Вижу, дева ты особенная. Благодарю за спасение от гибели неминуемой.