Сборник статей анархистов-индивидуалистов. №1. Самобытность

Призраки, призраки! Пестрой толпою
Вновь окружили мою вы кровать.
Днем вас не видно, ночной же порою
Вам полюбилось меня навещать.

Я узнаю вас: вот призрак морали,
Дальше — кумир христианской любви.
Горе! С тех пор, как вас люди узнали,
Мир человеческий тонет в крови.

Там, в вышине замечаю я бога;
Стал ты, я вижу, совсем стариком,
Жизни тебе уж осталось немного,
Скоро умрешь ты... Но что же потом?

Вера в творца умерла, но кумира
Люди не могут из сердца изгнать,
И в обветшалой от века порфире
Можно теперь „человека“ узнать.

Хлынули жертвенной крови потоки,
Бог — «человечество» требует их.
Запад страшится пожара востока
И в ожиданьи зловещем притих.

Близ «человека», немного правее,
Старый виднеется призрак — семья.
Жалкие люди: вам призрак милее,
Призрак реальнее вашего «Я».

Рядом с семьей — государство, община.
Слышу я «граждан», «работников» стон.
Это — знакомая мира картина,
Только чуть-чуть подновлен ее фон.

Встань, индивид! Ты — «единственный» мститель.
Встань — и увидишь оковы на всем.
Встань, «самобытный» и «сильный» властитель:
Царство свое ты создашь ни на чем.

Н. Бронский Макс Штирнер. (Его жизнь и учение)

Жизнь.

Жизнь Макса Штирнера поражает простотой и бедностью событий. Всякий, знакомый со смелыми и оригинальными мыслями автора «Единственного и его достояния», невольно ожидает, что жизнь Штирнера протекла в необычайной обстановке. Ничего подобного! Многие думают, что богатой внутренней жизни должна соответствовать столь же богатая внешняя жизнь. Но они ошибаются. Биограф Штирнера Макэй, автор лучшей о нем книги («Мах Stirner, sein Leben und sein Werk»), замечает по этому поводу «по мере того, как я с каждым годом все глубже и глубже изучал творение и, при помощи его, жизнь Штирнера, я пришел к заключению, что эта жизнь не могла быть иной, чем была, и я перестал искать в ней новых поражающих событий. Теперь я знаю, что жизнь Штирнера не могла быть противоположностью его великому творению; скорее она является ясным и простым выражением его учения; она вытекает из него с необходимостью без какого-бы то ни было внешнего или внутреннего противоречия... Это — эгоист, который сознавал, что был таким!“

Жизнь Штирнера долгое время оставалась неизвестной, и нужны были чрезвычайные усилия со стороны его биографа Макэя, чтобы хоть немного приподнять завесу с этой загадочной личности.

Существовали, главным образом, три причины, благодаря которым личность Штирнера ускользнула от внимания современников и последующих поколений. Сюда относятся, во-первых, уединение и тишина, в которых, за исключением немногих лет, Штирнер провел свою жизнь; во-вторых, большое значение в этом отношении имел необычайный переворот, который произвели бурные события 1848 г. в немецкой общественной жизни. События эти охватили все общество, а книга Штирнера, как недавно вышедшая и по существу не касавшаяся волнующих революционные сферы вопросов, была известна лишь узкому кругу читателей. Третьей и главнейшей причиной является замкнутый характер Штирнера, благодаря которому он, с одной стороны, не оставил собственных сообщений о своей жизни, с другой — не мог войти в дружеские сношения с людьми.

Макэй, за отсутствием обычного материала (дневников, переписки, черновых заметок, воспоминаний близких людей и пр.) принужден был воссоздавать — черта за чертой — жизнь Штирнера, главным образом, по официальным данным, извлеченным из различных архивов—церковных, полицейских, университетских, — и по скудным показаниям оставшихся в живых лиц, так или иначе соприкасавшихся со Штирнером. Понятно, многое из жизни Штирнера при таких условиях осталось невыясненным. Да и то, что известно, могло совершенно погибнуть для нас со смертью лиц, сохранивших личные воспоминания о Штирнере, если бы не энергия Макэя, своевременно предпринявшего свое проникнутое любовью к делу исследование.