Сборник статей анархистов-индивидуалистов. №1. Самобытность

О, великие деспоты всех стран и времен, превосходящие всех остальных тиранов в выборе и силе наказания! Этот бог самое ужасное чудовище, какое только можно вообразить. Его поведение тем более позорно, что, ведь, надобно верить, будто весь мир и человечество во всех своих поступках направляются его божественным промыслом.

Он, следовательно, преследует людей за те поступки, на которые он сам их вдохновляет. Насколько же милостивее земные деспоты и прошлого и настоящего в сравнении с этим чудовищем! Но если богу угодно, чтобы люди жили как праведники, то после смерти он относится к ним еще хуже, более мучает их: рай, который обещан им, хуже самого ада. Там не испытывают никакой нужды, — там, напротив, всегда чувствуют себя удовлетворенными; там всякому желанию предшествует его удовлетворение. Но так как нельзя себе представить никаких наслаждений вне желаний, за которыми следует их удовлетворение, то и пребывание на небе выходит достаточно глупым. Целую вечность там занимаются созерцанием бога, и вечно на одних и тех же арфах разыгрывают одни и те же мелодии. Вечно поют там прекрасный гимн, который если и не скучнее известной песенки «Мальбрук в поход собрался», то и немногим лучше ее. Словом, скучно там адски. Пребывание в одиночном заключении было-бы предпочтительнее. Ничего нет удивительного, если богатые и сильные мира сего, пользуясь раем на земле, посмеиваясь, восклицают вместе с Гейне:

Предоставь блаженства рая
Светлым духам и шутам.

А между тем, как раз, богатые и сильные и поддерживают религию. К этому, конечно, их вынуждает отчасти и их положение. Для эксплуататоров буржуазии одурачение народа через религию есть даже вопрос жизни. Их могущество подымается или падает в зависимости от степени религиозного безумия масс.

Чем более человек держится религии, тем более он верит; чем более он верит, тем меньше знает; чем меньше знает, тем он глупее. А чем он глупее, тем легче им управлять.

Эта логика была хорошо известна деспотам всех стран и всех времен; вот почему они всегда вступали в союз с духовенством. Какой-бы спор ни возникал между этими двумя врагами человечества, он был всегда ничтожным домашним спором за господство.

Все жрецы религии прекрасно понимают, что их роль кончена, как только они лишатся поддержки миллионов. Сильные мира сего также знают, что человек позволяет управлять собою и эксплуатировать себя только в том случае, если этому воронью, к какой-бы церкви оно ни принадлежало, удалось внедрить в сознание масс уверенность, что наша земля есть юдоль скорби, — если оно сумело внушить уважение к авторитету или если, по меньшей мере, ему удалось соблазнить человечество обещанием более счастливой жизни на том свете.

Виндгорст — этот иезуит par excellence — в разгаре прений однажды ясно высказал, что думают по этому поводу эти плуты и шарлатаны.

— Когда вера гаснет в народе,— говорил он — народ не может долее терпеть свою страшную нужду и возмущается.

Смысл этой фразы совершенно ясен и должен бы заставить задуматься многих рабочих. Но увы! Среди них так много придавленных религией, что они способны слушать самые простые вещи, не понимая их. Недаром попы — эта черная жандармерия деспотизма — напрягают все усилия, чтобы насколько возможно отсрочить окончательный крах религии, хотя и известно, что они задыхаются от смеха, припоминая тот вздор, который они несут, говоря о будущей награде.

В течение целых веков эти развратители духа управляли массами при помощи страха; без него религиозное безумие давно-бы кончилось. Тюрьма и цепи, яд и кинжал, виселица и меч, застенки и убийство были средствами, которыми они поддерживали во имя бога и справедливости это безумие, и это навсегда останется пятном на истории человечества. Миллионы людей сжигались во имя Бога на медленном огне костров за то, что они осмеливались усомниться в библии. Миллионы людей в течение долгих войн убивали друг друга, опустошали целые страны и разоренные и выжженные земли оставляли в добычу врагу только для того, чтобы поддержать религию. Самые утонченные казни изобретались священниками и их служителями, когда дело шло о том, чтобы вернуть религии тех, которые уже утратили страх божий.

Человека, который изувечит ноги другому, называют преступником. Как назвать того, кто отнимает у другого рассудок, а когда не может сделать этого, сжигает на медленном огне его тело с самой утонченной жестокостью.

Правда, эти люди не могут теперь так легко предаваться своему разбойничьему ремеслу, как прежде, хотя процессов богохульства много и сейчас; но зато теперь они умеют проникать в семьи, влиять на женщин, подкупать детей и злоупотреблять образованием, которое дают в школах. Их лицемерие скорее выросло, чем уменьшилось. Они овладели печатью, когда убедились, что нельзя уничтожить книгопечатание.