Сборник статей и интервью 1995-2000гг.

Надо отметить, что операции повстанцев являются менее «затратными». Хорошо известен итог попыток американцев перерезать тропу Хо Ши Мина во время вьетнамской войны. На снабжение американских войск тратились сотни тысяч долларов, расходовалось огромное количество боеприпасов, проедалось несметное количество продовольствия. Вьетнамские же бойцы обходились несколькими рожками к автомату Калашникова и одной-двумя горстями риса в день. На подготовку спецназа тратились огромные средства, обучение летчика вообще стоит почти столько же, сколько производство самолета, если не дороже. А боец повстанческой армии все нужное изучает за месяц-другой совершенно бесплатно. Потеря даже одного спецназовца - удар для армии, потеря одного боевика для партизан вообще ничего не значит. К тому же оружие бойцов спецподразделений, попадая к повстанцам, резко повышает их боевые возможности, а армии у партизан взять нечего.

Не удивительно, что со времен вьетнамской войны общей практикой становится охота повстанцев за спецподразделениями (а не наоборот).

Мао Цзэдун во время революционной войны произнес крылатую фразу: «Гоминдан - наш арсенал». Иными словами, главным источником снабжения повстанцев является противник. У него отнимают оружие, средства связи, продовольствие. Если же армия и государство коррумпированы (это и случай гоминдановского Китая, и ельцинско-путинской России), то не надо и отбивать оружие, рискуя жизнью. Можно купить, выменять. Это, кстати, тоже норма партизанской войны. Если нет сплошной линии фронта, то соприкосновение с противником неизбежно происходит не только на поле боя, но и в пивной, на базаре. В итоге неизбежно развиваются определенные взаимоотношения, включающие неформальные переговоры, обмен, торг. Чем более они развиты, тем меньше у армии готовности воевать.

Уже в Афганистане советские военные на местах стали договариваться с «духами». Ахмад-Шах Масуд периодически устанавливал на контролируемой им территории перемирие с «шурави». При этом его отряды вели бои с советскими войсками на других направлениях. Считая это нарушением перемирия, советские войска проводили очередную операцию против Масуда, несли тяжелые потери, и в конечном счете восстанавливалось исходное положение дел.

«Операции преследования» и «акции возмездия» непременно сопровождаются жертвами среди мирного населения, а это означает новое озлобление против армии, новое пополнение рядов повстанцев. Порой партизаны осознанно проводят акции, провоцирующие карательные операции армии (это, кстати, практиковалось и советскими партизанами на Украине и в Белоруссии). Вся вина все равно ложится именно на армию. И это правильно. Ибо стрелять в мирных жителей - военное преступление, независимо от того, чем это вызвано. А вести активную антипартизанскую войну без постоянного совершения военных преступлений не удавалось никому.

Обычно военные пытаются подавить партизан, а политики завоевать - симпатии населения. Убивать людей и одновременно завоевывать их симпатии довольно трудно, но так себя вели американцы во Вьетнаме, советские войска - в Афганистане, так пыталась себя вести российская администрация в первую чеченскую войну. Естественно, боевые операции полностью перечеркивают эффект всех социальных и экономических программ.

Во вторую чеченскую войну российские политики попробовали нечто более оригинальное. Война ведется в Чечне, а «борьба за симпатии народа» - в России. Нам рассказывают про восстановленные школы, включенное электричество, а на практике ничего этого не делается, ибо все прекрасно понимают бессмысленность подобных попыток. Если деньги на восстановление Чечни и выделяются, они туда не доходят. Победы такими методами достичь все равно невозможно.

Есть ли у военных альтернатива? В принципе есть. Если армия не может победить, она может сама воспользоваться партизанским принципом затягивания конфликта. Это значит - воевать как можно меньше. Свести активные действия к минимуму. Не высовываться. Смириться с неизбежными потерями, не пытаясь за них мстить противнику (ибо в итоге потери будут только больше).

В этом смысле поучителен длительный опыт пребывания израильтян в Южном Ливане. Всякий раз, когда туда назначали нового начальника, он начинал с того, что обещал задать жару «террористам». Но каждая вылазка спецподразделений против баз «Хезбаллах» и других мусульманских формирований сопровождалась потерями, а после разгрома очередной базы арабы тут же создавали новую. В итоге израильтяне догадывались, что лучше не проявлять особой инициативы. Потери сокращались, война превращалась в вооруженное перемирие, время от времени нарушаемое, но тем не менее для всех приемлемое. Вплоть до момента, когда из Иерусалима присылали нового начальника.