Дело, разумеется, не в жестокости полиции, а в том, что на площади в Лос-Анджелесе собралось то самое молодое поколение, которому, по мнению Клинтона, предстояло жить в созданном им «прекрасном новом мире». Это поколение демократов ненавидит. Республиканцев, впрочем, тоже.
И все же, откуда такое раздражение? Демократы искренне были убеждены, что привели страну к процветанию. Восемь лет подряд не было спада. Безработица - самая низкая за десятилетие. Получили в начале 90-х бюджет с дефицитом, а к 2000 году не знали, куда девать лишние деньги. Беда в том, что «экономические показатели» - это, конечно, хорошо, но рядовой янки видит жизнь несколько по-другому.
Клинтоновский бум был в значительной мере искусственным. Курсы акций растут по той же логике пирамиды, по которой раздувались курсы МММ и печально известных российских ГКО. Государственный долг сокращается, зато стремительно растет частный и корпоративный долг. В Америке все живут взаймы. У всех непогашенные кредиты, перерасход средств на кредитных карточках. Компании тоже кругом в долгах. «Хорошие» рабочие места (с гарантированными заработками, долгосрочными контрактами) закрываются, вместо них открываются «плохие» рабочие места (с низкими, а главное, неустойчивыми заработками). Средний класс сегодня живет чуть лучше, чем вчера, зато работать должен в несколько раз больше и чувствует себя гораздо менее уверенно. Неудивительно, что вместо благодарности американцы стали испытывать все большую неприязнь к демократам.
Спасало Клинтона и должно было спасти Гора то, что к республиканцам значительная часть Америки испытывает даже большую неприязнь. Республиканцы консервативны, они насквозь пронизаны идеологией и моралью прошлого века. Буш с его «традиционными ценностями» так же отвратителен американскому «компьютерному поколению», как Зюганов - российскому.
На это, собственно, и ставила команда Гора. Одни голосовали за республиканцев из отвращения к демократам, другие готовы были поддержать демократов из страха перед республиканцами. Но ни та ни другая партия не вызывала массового энтузиазма.
Какая разница ведет к победе
Помните, в «Криминальном чтиве» Квентина Тарантино один из гангстеров, объясняя приятелю разницу между Макдоналдсом в Лос-Анджелесе и Макдоналдсом в Амстердаме, говорит: «Такое же дерьмо, но все дело - в маленьких различиях». Фраза из сценария Тарантино могла бы стать эпиграфом к избирательной драме 2000 года.
Российское телевидение старательно объясняло публике, что республиканцы - это партия богатых, а демократы горой стоят за бедных. Если это партия бедных, то почему крупнейшие корпорации, такие, как Microsoft, вложили деньги именно в Гора? Некоторые, правда, вложили деньги в обе партии, но именно за демократами явно виднелись фигуры Билла Гейтса и Джорджа Сороса, которых к беднякам никак не причислить. Если международные финансовые спекулянты и владельцы транснациональных холдингов, скупающие высокие технологии, стояли за демократов, то нефтяной бизнес и производители ружей «для домашнего употребления» поставили на республиканцев. Рядовому избирателю разница почему-то не показалась столь принципиальной.
Республиканцы - это партия традиционного американского бизнеса, национальной буржуазии, мелких предпринимателей. Это партия «одноэтажной Америки». Это партия пожирателей гамбургеров. Партия провинциалов, которые все еще не могут в глубине души смириться с мыслью, что Дарвин был прав и мы все произошли от обезьяны.
Демократы - это партия транснационального капитала, космополитичных больших городов. На протяжении десятилетий они гарантированно получали голоса меньшинств - черных, евреев, позднее - латиноамериканцев. Подход, культивировавшийся демократами, состоял в том, чтобы помогать не бедным как таковым, не низам общества, не рабочим, а определенным организованным общинам, точнее их элитам. Надо помочь черному среднему классу делать карьеру на государственной службе, а уж представители элиты, в свою очередь, «организуют» массовую поддержку партии. В 60-70-е годы это работало. В 80-е стало давать сбои. К концу 90-х такая политика оказалась совершенно бесперспективной.
Первой раскололась еврейская община. «Раньше для нас было важно, - объяснял пожилой нью-йоркский еврей, - что кто-то из наших сделал карьеру, добился чего-то в жизни. А сегодня мне на это плевать. Мне же от этого лучше не становится!» В 90-е годы такое же настроение овладело неграми и латиноамериканцами. Вид чернокожих генералов или испаноязычных функционеров уже не вызывал восторга у разоренных жителей гетто. Мало того что они перестали голосовать, они стали видеть в своих преуспевших братьях по крови настоящих классовых врагов. А те, в свою очередь, потянулись к республиканцам. Ведь, что ни говори, настоящая, старая аристократия именно там.