В той комнате под чердаком,в той нищенской, в той суверенной,где старомодным чудакомзадор владеет современный,где вкруг нечистого стола,среди беды претенциозной,капроновые два крылапроносит ангел грациозный, —в той комнате, в тиши ночной,во глубине магнитофона,уже не защищенный мной,мой голос плачет отвлеченно.Я знаю — там, пока я сплю,жестокий медиум колдуети душу слабую моюто жжет, как свечку, то задует.И гоголевской Катеринойв зеленом облаке окнатанцует голосок старинныйдля развлеченья колдуна.Он так испуганно и кроткоявляется чужим очам,как будто девочка-сиротка,запроданная циркачам.Мой голос, близкий мне досель,воспитанный моей гортанью,лукавящий на каждом «эль»,невнятно склонный к заиканью,возникший некогда во мне,моим губам еще родимый,вспорхнув, остался в стороне,как будто вздох необратимый.Одет бесплотной наготой,изведавший ее приятность,уж он вкусил свободы тойбесстыдство и невероятность.И в эту ночь там, из угла,старик к нему взывает снова,в застиранные два крылацелуя ангела ручного.Над их объятием дурныммагнитофон во тьме хлопочет,мой бедный голос пятки импрозрачным пальчиком щекочет.Пока я сплю — злорадству ихон кажет нежные изъяныкартавости — и снов моихнецеломудренны туманы.
Сон
О опрометчивость моя!Как видеть сны мои решаюсь?Так дорого платить за шалость —заснуть? Но засыпаю я.И снится мне, что свеж и скупсентябрьский воздух. Все знакомо:осенняя пригожесть дома,вкус яблок, не сходящий с губ.Но незнакомый садоводразделывает сад знакомыйи говорит, что он законныйвладелец. И войти зовет.Войти? Как можно? Столько разя знала здесь печаль и гордость,и нежную шагов нетвердость,и нежную незрячесть глаз.Уж минуло так много дней,а нежность-облаком вчерашним,а нежность — обмороком влажнымменя омыла у дверей.Но садоводова женаменя приветствует жеманно.Я говорю: — Как здесь туманно…И я здесь некогда жила.Я здесь жила-лет сто назад.— Лет сто? Вы шутите?— Да нет же!Шутить теперь? Когда так нежностолетием прошлым пахнет сад?Сто лет прошло, а все свежив ладонях нежности — к родимойкоре деревьев, запах дымныйв саду все тот же.— Не скажи! —промолвил садовод в ответ.Затем спросил: — Под паутиной,со старомодной челкой длинной,не ваш ли в чердаке портрет?Ваш сильно изменился взглядс тех давних пор, когда в кручине,не помню, по какой причине,вы умерли-лет сто назад.— Возможно, но — жить так давно,лишь тенью в чердаке остаться,и все затем, чтоб не расстатьсяс той нежностью? Вот что смешно.