Читаем Сборник стихов полностью

Храни меня, прищур неумолимый, в сохранности от всех благополучий, но обойди твоей опекой жгучей двух девочек, замаранных малиной.

Еще смеются, рыщут в листьях ягод и вдруг, как я, глядят с такой же грустью. Как все, хотела, и поила грудью, хотела - медом, а вспоила - ядом.

Непоправима и невероятна в их лицах мета нашего единства. Уж коль ворона белой уродится, не дай ей бог, чтоб были воронята.

Белеть - нелепо, а чернеть - не ново, чернеть - недолго, а белеть - безбрежно. Все более я пред людьми безгрешна, все более я пред детьми виновна.

x x x

Я школу Гнесиных люблю, пока влечет меня прогулка по снегу, от угла к углу, вдоль Скатертного переулка.

Дорожка - скатертью, богат крахмал порфироносной прачки. Моих две тени по бокамдве хилых пристяжных в упряжке.

Я школу Гнесиных люблю за песнь, за превышенье прозы, за желтый цвет, что ноябрю предъявлен, словно гроздь мимозы.

Когда смеркается досуг за толщей желтой штукатурки, что делает согбенный звук внутри захлопнутой шкатулки?

Сподвижник музыки ушел где музыка? Душа погасла для сна, но сон творим душой, и музыка не есть огласка.

Не потревожена смычком и не доказана нимало, что делает тайком, молчком ее материя немая?

В тигриных мышцах тишины она растет прыжком подспудным, и сны ее совершены сокрытым от людей поступком.

Я школу Гнесиных люблю в ночи, но более при свете, скользя по утреннему льду, ловить еду в худые сети.

Влеку суму житья-бытья иному подлежа влеченью, возвышенно бредет дитя с огромною виолончелью.

И в две слезы, словно в бинокль, с недоуменьем обнаружу, что безбоязненный бемоль порхнул в губительную стужу.

Чтобы душа была чиста, и надобно доверье к храму, где чьи-то детские уста вовеки распевают гамму,

и крошка-музыкант таков, что, бодрствуя в наш час дремотный, один вдоль улиц и веков всегда бредет он с папкой нотной.

Я школу Гнесиных люблю, когда бела ее ограда и сладкозвучную ладью колышут волны снегопада.

Люблю ее, когда весна велит, чтоб вылезли летуньи и в даль открытого окна доверчиво глядят певуньи.

Зачем я около стою? Мы слух на слух не обменяем: мой - обращен во глубь мою, к сторонним звукам невменяем.

Прислушаюсь - лишь боль и резь, а кажется - легко, легко ведь... Сначала - музыка. Но речь вольна о музыке глаголить.

x x x

У тысячи мужчин, влекомых вдоль Арбата заботами или бездельем дня, спросила я: - Скажите, нет ли брата, меж всеми вами брата для меня? - Нет брата, - отвечали, - не взыщите. Тот пил вино, тот даму провожал. И каждый прибегал к моей защите и моему прощенью подлежал.

СТИХОТВОРЕНИЕ,

НАПИСАННОЕ ДАВНЫМ-ДАВНО

Пятнадцать мальчиков, а может быть, и больше, а может быть, и меньше, чем пятнадцать, испуганными голосами мне говорили: "Пойдем в кино или в музей

изобразительных искусств". Я отвечала им примерно вот что: "Мне некогда".

Пятнадцать мальчиков дарили мне подснежники. Пятнадцать мальчиков мне говорили: "Я никогда тебя не разлюблю". Я отвечала им примерно вот что: "Посмотрим".

Пятнадцать мальчиков теперь живут спокойно. Они исполнили тяжелую повинность подснежников, отчаянья и писем. Их любят девушки - иные красивее, чем я, иные некрасивей. Пятнадцать мальчиков

преувеличенно свободно, а подчас злорадно приветствуют меня при встрече, приветствуют во мне при встрече свое освобождение,

нормальный сон и пищу... Напрасно ты идешь, последний мальчик. Поставлю я твои подснежники в стакан, и коренастые их стебли обрастут серебряными пузырьками. Но, видишь ли, и ты меня разлюбишь, и, победив себя, ты будешь говорить

со мной надменно, как будто победил меня, а я пойду по улице, по улице...

x x x

Моя машинка - не моя. Мне подарил ее коллега, которому она мала, а мне как раз, но я жалела ее за то, что человек обрек ее своим повадкам, и, сделавшись живей, чем вещь, она страдала, став подарком. Скучал и бунтовал зверек, неприрученный нрав насупив, и отвергал как лишний слог высокопарнейший мой суффикс. Пришелец из судьбы чужой переиначивал мой почерк, меня неведомой душой отяготив, но и упрочив. Снесла я произвол благой и сделаюсь судьбой моею

всегда желать, чтоб мой глагол был проще, чем сказать умею. Пока в себе не ощутишь последней простоты насущность, слова твои - пустая тишь, зачем ее слагать и слушать? Какое слово предпочесть словам, их грешному излишку не знаю, но всего, что есть, упор и понуканье слышу.

МОСКВА

НОЧЬЮ ПРИ СНЕГОПАДЕ

(Отрывок)

Родитель-хранитель-ревнитель души, что ластишься чудом и чадом? Усни, не таращь на луну этажи, не мучь Александровским садом.

Москву ли дразнить белизною Афин в ночь первого сильного снега? (Мой друг, твое имя окликнет с афиш из отчужденья, как с неба.

То ль скареда-лампа жалеет огня, то ль так непроглядна погода, мой друг, твое имя читает меня и не узнает пешехода.)

Эй, чудище, храмище, больно смотреть, орды угомон и поминки, блаженная пестрядь, родимая речь всей кровью из губ без запинки.

Деньга за щекою, раскосый башмак в садочке, в калине-малине. И вдруг ни с того ни с сего, просто так, в ресницах - слеза по Марине...

x x x

Перейти на страницу:

Похожие книги

Партизан
Партизан

Книги, фильмы и Интернет в настоящее время просто завалены «злобными орками из НКВД» и еще более злобными представителями ГэПэУ, которые без суда и следствия убивают курсантов учебки прямо на глазах у всей учебной роты, в которой готовят будущих минеров. И им за это ничего не бывает! Современные писатели напрочь забывают о той роли, которую сыграли в той войне эти структуры. В том числе для создания на оккупированной территории целых партизанских районов и областей, что в итоге очень помогло Красной армии и в обороне страны, и в ходе наступления на Берлин. Главный герой этой книги – старшина-пограничник и «в подсознании» у него замаскировался спецназовец-афганец, с высшим военным образованием, с разведывательным факультетом Академии Генштаба. Совершенно непростой товарищ, с богатым опытом боевых действий. Другие там особо не нужны, наши родители и сами справились с коричневой чумой. А вот помочь знаниями не мешало бы. Они ведь пришли в армию и в промышленность «от сохи», но превратили ее в ядерную державу. Так что, знакомьтесь: «злобный орк из НКВД» сорвался с цепи в Белоруссии!

Алексей Владимирович Соколов , Виктор Сергеевич Мишин , Комбат Мв Найтов , Комбат Найтов , Константин Георгиевич Калбазов

Фантастика / Детективы / Поэзия / Попаданцы / Боевики
Река Ванчуань
Река Ванчуань

Настоящее издание наиболее полно представляет творчество великого китайского поэта и художника Ван Вэя (701–761 гг). В издание вошли практически все существующие на сегодняшний день переводы его произведений, выполненные такими мастерами как акад. В. М. Алексеев, Ю. К. Щуцкий, акад. Н. И. Конрад, В. Н. Маркова, А. И. Гитович, А. А. Штейнберг, В. Т. Сухоруков, Л. Н. Меньшиков, Б. Б. Вахтин, В. В. Мазепус, А. Г. Сторожук, А. В. Матвеев.В приложениях представлены: циклы Ван Вэя и Пэй Ди «Река Ванчуань» в антологии переводов; приписываемый Ван Вэю катехизис живописи в переводе акад. В. М. Алексеева; творчество поэтов из круга Ван Вэя в антологии переводов; исследование и переводы буддийских текстов Ван Вэя, выполненные Г. Б. Дагдановым.Целый ряд переводов публикуются впервые.Издание рассчитано на самый широкий круг читателей.

Ван Вэй , Ван Вэй

Поэзия / Стихи и поэзия