Читаем СБОРНИК: СТРАННИК. ПРИТЧИ И РЕЧЕНИЯ полностью

Наджиб (осматривается). Здесь ли живет Амина аль-Алявийя?

Зейн аль-Абидин. Это одно из ее жилищ.

Наджиб. Ты хочешь сказать, мой господин, что у нее есть и другой дом?

Зейн аль-Абидин. У нее великое множество жилищ.

Наджиб. Я ее с самого утра ищу, но у кого ни спрашивал о ней, никто мне не говорил, что у нее не один дом.

Зейн аль-Абидин. Стало быть, ты с утра встречал тех, кто видит только глазами и слышит только ушами.

Наджиб (удивленно). Быть может, это и так, но все же скажи по правде, господин мой, здесь ли живет Амина аль-Алявийя?

Зейн аль-Абидин. Да, здесь порой живет ее тело.

Наджиб. А не знаешь ли ты, где она сейчас?

Зейн аль-Абидин. Она всюду. (Указывая рукою на восток.) Тело же ее странствует меж теми холмами и долами.

Наджиб. Вернется ли она сюда сегодня?

Зейн аль-Абидин. Даст Бог, вернется.

Наджиб (садится на камень перед Зейн аль-Абидином и пристально смотрит на него). Судя по бороде, ты, видно, перс?

Зейн аль-Абидин. Да, родом я из Нехавенда, вырос в Ширазе, учился в Нишапуре, много странствовал по белу свету, но где бы я ни был, всюду я чужой.

Наджиб. Все мы везде чужие.

Зейн аль-Абидин. Нет, уж поверь мне. Много всякого народу я перевидал и с кем бы ни заговорил, всяк был доволен своим окружением, искал радости в ближних и отказывался от мира ради того тесного пространства, которое для него – весь мир.

Наджиб (удивляясь речам собеседника). Господин мой, ведь человек по природе своей склонен любить отчий край.

Зейн аль-Абидин. Люди по природе ограниченные склонны любить в жизни ограниченное. Человек со слабым зрением видит не дальше чем на локоть тот путь, по которому ступает, и не больше чем на локоть – стену, о которую опирается.

Наджиб. Не всякому дано постигнуть жизнь во всей ее полноте. Тщетно ждать от человека со слабым зрением, что он увидит едва заметное вдали.

Зейн аль-Абидин. Верные слова, ты хорошо сказал. Тщетно ждать доброго вина от незрелого винограда.

Наджиб (после минутного молчания). Послушай, господин мой, уж который год я слышу рассказы об Амине аль-Алявийе. Рассказы эти так глубоко врезались мне в сердце, что я решил непременно встретиться с нею, постараться понять ее и познать ее сокровенные тайны.

Зейн аль-Абидин (прерывает его). Сыщется ли в мире сем человек, способный постичь тайны Амины аль-Алявийи? Найдется ли человек, способный странствовать по дну морскому, словно он прогуливается по саду?

Наджиб. Прости меня, господин, я не то хотел сказать. Без сомнения, не в моих силах постичь тайное тайных Амины аль-Алявийи, но я льщу себя надеждой услышать от нее рассказ о том, как она вступила в Ирам Многоколонный.

Зейн аль-Абидин. Тебе одно только и остается, что встать подле врат ее милосердия, и, ежели они распахнутся перед тобой, считай, ты достиг искомого, а ежели не раскроются, то вини в том себя.

Наджиб. Как понять мне твои последние слова, господин?

Зейн аль-Абидин. Они означают одно: Амина аль-Алявийя знает людей куда лучше, чем они – самих себя. Ей достаточно бросить взгляд, чтобы увидеть все, что лежит на их совести, владеет их сердцем и духом. Ежели она сочтет тебя достойным разговора с нею, то заговорит с тобой, а ежели нет – так не обессудь.

Наджиб. Что же мне такое сказать или сделать, чтобы удостоиться чести услышать ее историю?

Зейн аль-Абидин. Не думай, что какое-то твое слово или дело приблизит тебя к ней, ибо она не станет вслушиваться в то, что ты говоришь, и не взглянет на твои дела. Нет, она услышит ухом своего уха неизреченное тобою и увидит глазом своего глаза не содеянное тобой.

Наджиб. (На лице его проступает изумление.) Как чудны и прекрасны твои слова!

Зейн аль-Абидин. Что бы я ни сказал об Амине аль-Алявийи, все будет лишь лепетание немого, который силится пропеть песнь.

Наджиб. Может быть, тебе известно, господин мой, откуда родом эта удивительная женщина?

Зейн аль-Абидин. Она родилась в груди Аллаха.

Наджиб (в замешательстве). Я хотел спросить, где она родилась по плоти.

Зейн аль-Абидин. Близ Дамаска.

Наджиб. Не расскажешь ли ты, кто ее родители и как они воспитывали ее.

Зейн аль-Абидин. Вопросы твои сродни тем, что задают судьи и законники. Неужели ты думаешь, что возможно постичь сущность, пытаясь распознать ее случайные проявления? Разве можно познать вкус вина, глядя на стенки сосуда?

Наджиб. Души и тела – их вместилища – связаны узами, и между телами и тем, что их окружает, существуют определенные отношения. Поскольку я не верю в случайность, то полагаю, что знать об этих узах и отношениях небесполезно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза
Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза