Сборник цикла ТЕМАТИКИ

Шурик промолчал – ему было тошно, хорошо и очень весело. Он расхохотался и, сгибаясь от истерики, сам оказался на полу. Мысли вертелись вокруг монитора на стене, который стал их временным солнцем. Шурик вытянул руку навстречу свету и заметил, как хорошо заметны жилки, как можно различить тонкие складки кожи. И ему стало грустно, он задумался о смерти, о том, что жизнь дается человеку один раз, перевернулся на живот и решил про себя никогда, никогда больше не приходить в этот гадюшник. Мерзкий притон с отвратительными рожами, место для грязных извращенцев, пропащих людей и столичной богемы, которая навсегда упустила свой шанс на место под настоящим солнцем.

Для них осталось только такое: искусственное, мельтешащее, сверкающее битыми пикселями солнце. Шурик напряг зрение и заметил, что на мониторе мелькает парочка тел, очевидно, застигнутых врасплох камерой во время полового акта. Тошнота подкатила к горлу, он вскочил и побежал к выходу, а потом понял, что это вовсе не выход, а окно.

Мелькнула отчаянная мысль о том, что выхода нет, но кто-то оттащил его за рукав от окна. Тошнота стала невыносимой, он согнулся над батареей и открыл рот, надеясь, что избавится от мерзости всей комнаты одним простейшим позывом организма. Но тошнота никуда не делась, и Шурик понял, что, на самом деле, она находится не в животе, а в сердце, а значит остановить ее невозможно – вместе с ней остановится и самый важный во всем теле Шурика орган. Единственный, работающий бесперебойно.

В отчаянии он побежал вперед, спотыкаясь о чужие руки и ноги, вылетел из комнаты и пронесся по коридору к лифту. Кнопка, скрип механизма, дверь, холл, еще одна дверь, и вот – наконец-то! – он на улице. Город казался незнакомым, враждебным и… уязвимым. Шурику пришло в голову интересное наблюдение: город, зараженный токсинами шоссе, с забитыми капиллярами переулков, такой же тошнотворный, как и его собственное бедное сердце. Он снова рассмеялся, на сей раз тихо, еле слышно. Слева донесся рев двигателя и оглушающий звук автомобильного гудка – Шурик отскочил назад в последнюю секунду, медленно провожая взглядом летящую по своим делам иномарку.

– Больше никогда, – прошептал он городу, – никогда. И ты завязывай.

Он поднял воротник куртки, застегнул ее и побрел неторопливой походкой в сторону метро, оставив позади валяющиеся на полу тела, пиксельное солнце и отвратительный запах шоссе, поселившийся в комнате.

***

Нормально выспаться, конечно же, не удалось. Шурик натянул вчерашние шмотки, умылся ледяной водой и выпил две кружки крепкого чая, но ничто не помогло ему ощутить себя хоть на секунду вменяемым студентом второго курса. Он тащился в корпус, заставляя организм не сворачивать огромным усилием воли. Хотелось чего-нибудь этакого, хотелось свернуть горы, хотелось идей, ярких инсайтов, острых ощущений. Хотелось жить. И вместо этого он брел на биофак. Будь проклят день, когда мать свела его с дальним родственником деканом.

«Места? Конечно, для Саши мы всегда найдем места!» – обрадовался алчный мужик, схватил взятку и убежал в учебную часть подписывать документы. Лучше бы надул, забрал бабки и оставил с носом – Шурик отправился бы искать работу, стал нормальным человеком и хозяином своего времени. Но, увы, нет, случилось, как случилось. Ночь, комната, сентябрь, конспекты.

Учиться Шурик не любил, не хотел и вообще не имел к биологии никаких талантов. Ему не светило стать светилом, скорее уж погрязнуть в мелкой лаборатории, всю жизнь изучая чужое дерьмо. Такие перспективы оптимизма, понятное дело, не добавляли.

Теперь нужно было выдержать важное испытание судьбы: отец пообещал подарить машину за сессию, которую Шурик сдаст без троек и вовремя. Уже дважды эксперимент завершался неудачей, но Игнат Степанович знал толк в мотивации – утверждал, что готов терпеть до четвертого курса и даже поднять ставки в магистратуре. До тех пор у Шурика не оставалось перспектив сверх скудных карманных денег. Он чувствовал себя на поводке родителей, декана, преподавателей, вуза, судьбы, жизни, мира – в западне. Вокруг были враги, и сражаться с ними Шурику приходилось в одиночестве.

Каждый семинар превращался в поле битвы, каждая лекция – в осаду. Лабораторные работы становились маленькими вылазками в стан врага, а самостоятельные задания (рефераты, доклады, задачи для решения) – поиском информации о противнике. Шурик чувствовал себя загнанным в капкан волком, голодным, отощавшим и бесконечно одиноким.

– Александр Игнатович, не хотите чего-нибудь сказать по поводу темы сегодняшнего занятия? – охотник достал копье и направил прямо в звериную морду. Один тычок, и Шурик почувствует, как потечет по груди кровь. Мысли путались после непростой ночки, голова гудела, а темы занятия он просто не знал.

– Извините, я не готов.