– Командировки, гостайны, жизнь по уставу – какая же это хорошая жизнь, – возразил Матвей, но баба Зина до того была счастлива, что паренек, готовый наложить на себя руки, теперь готовится стать офицером… Так расписывала, так широко улыбалась, и Матвей сдался. Поверил в чужое счастье, даже перестал считать себя ублюдком на какое-то время.
Новая жизнь ему нравилась, и жизни такой им предстояло шесть долгих лет. Андрей Евгеньевич позаботился о том, чтобы Глебу устроили учебу без отпусков. Вместо них общие закрытые оздоровительные учреждения, летние дополнительные курсы, научная работа – что угодно. К удивлению Матвея такая «услуга» была весьма распространена.
– Чего ты хотел – туда либо своих устраивают, либо таких же безнадежных, – разъяснил Андрей Евгеньевич при встрече. Они увиделись, чтобы закончить оформление документов – почти липовых, но достаточных за отсутствием опекуна. – Это я торчу здесь безвылазно, а кто хочет сделать карьеру получше – летают по всей стране, сегодня здесь – завтра там. С ребенком не везде заберут. Либо отправлять их в одиночку на курорты – страшно, черт знает что там происходит, либо вот так.
Матвей не стал уточнять, в чем причина отсутствия амбиций Андрея Евгеньевича. Совет Криса не лезть со своим уставом (пересказанный очень вольно) был сейчас очень кстати.
С Глебом они виделись два, иногда три раза в год, когда к другим студентам приходили родители. Зинаида сказала, что нужно непременно ехать, чтоб мальчик не чувствовал себя обделенным. Матвей наблюдал за тем, как в ускоренном, с его точки зрения, темпе растет «мальчик» и поражался талантам отечественных педагогов. Из тоненького, изломанного подростка получился здоровенный детина под два метра ростом, который неловко улыбался бабе Зине и сгибался в три погибели, чтобы ее обнять.
В первую встречу он обнял Матвея, но с тех пор протягивал руку и нежничать явно не собирался. Может подсказали, а может сам перерос – кто будет разбираться, когда на встречу дают два часа. При желании, конечно, можно было взять Глеба домой, но по его лицу было видно, что куда интересней ему остаться за «заборчиком», чем идти к ненастоящим родственникам на домашние харчи. Матвею радостно было видеть уже то, что Глеб не сломался после чудовищной трагедии, а поговорить с ним про любимые фильмы – тут пускай сам решает.
Выпускной назначили на середину июня, и Матвей решил по такому случаю приготовить своему протеже подарок. Первой идеей, конечно, была машина, но когда баба Зина подняла этот план на смех, успокоился и начал думать дальше. Действительно, какая машина – его после этого выпускного, наверняка, по назначению на какой-нибудь Кавказ или в Мурманск. От части до ларька кататься? Смех, да и только.
– Часы подари, – посоветовала Зинаида. – Часы им всегда носить можно. Какие-нибудь хорошие, только не золотые.
– Почему не золотые? – удивился Матвей, который мысленно уже представил себе цельный слиток с циферблатом внутри.
– Ну, во-первых, поцарапает, – баба Зина загнула один палец, – во-вторых, пропьет, в-третьих, украдут.
Матвей целый день катался в сопровождении Софочки, выбирая злосчастные часы. Запросы бабы Зины явно не соответствовали представлениям Софочки о прекрасном, но идеальный вариант все же был найден, часы лежали на прикроватной тумбочке Матвея, и тот ощущал себя первоклассником, которому скоро разрешат носить ранец.
– Может, сходишь посмотреть? – предложил он Крису по телефону накануне торжества. – Все-таки наша общая победа. Он здоровенный вымахал, с тебя ростом будет.
– Так уж с меня, – рассмеялся Крис. – Нет, я пас, мне там рады не будут.
– Почему это?
– Знакомых много, – отрезал Крис и повесил трубку.
Матвей так и не понял, были ли эти знакомые его клиентами или бывшими сокурсниками. И понимать не хотел – меньше знаешь, как говорится.
Зинаида нарядилась «как в театр». В театр она всегда надевала сережки, подаренные матерью, новую обувь (из натуральной кожи, с бантиками) и бесподобное платье болотных оттенков, в котором становилась похожа на сказочную волшебницу. Матвей, глядя на бабу Зину в этом платье, всегда вспоминал маму и думал, как странно сложилась судьба. Зинаида потеряла единственного сына, когда ему было тридцать лет – попал под машину и умер на месте. Родители Матвея умерли, когда ему было около тридцати. Вот так и вышло, что трагедия Глеба объединила две половинки чужих судеб. Зинаида особого значения такому повороту не придавала. Ей было достаточно того, что Матвей «не водит баб», и хотя несколько раз она затевала разговор на тему гомосексуализма, их тихий быт старушку устраивал полностью.
– Мне есть кому надоедать, тебе не скучно в этих хоромах одну кукушку слушать, а Сенечка вот каждый раз смеется, да, Сенечка? – она улыбнулась изрядно растолстевшему на пирожках телохранителю.
Втроем они погрузились в машину и поехали к заветному зданию. Парковка была переполнена, так что пришлось пешком одолеть почти два квартала – Зинаида устала, но держалась стойко, опираясь на плечо Матвея.