Сборник Забытой Фантастики №4

– В том, что я хочу, чтобы вы рассмотрели, я ссылаюсь на тот же неумолимый закон небесной механики. Когда комета Билы разделилась в 1845 году, был задействован тот же принцип. В 1852 году, когда комета появилась вновь, стало очевидно, что орбита каждого ядра была изменена, поскольку кометы-близнецы находились уже на расстоянии 1 200 000 миль друг от друга. Дополнительным доказательством этого изменения орбиты стало столкновение Земли с распавшимся фрагментом кометы в 1872 году. Однако мы можем предположить, что в отношении небесных расстояний орбита этого малого ядра оставалась практически неизменной, осыпая землю своими обломками с регулярными периодическими интервалами.

– Но что стало с главным ядром? И, прежде всего, какова была бы природа его орбиты? Некоторые из вас уже знают, что в том, что касается небесных явлений, я считаю, что и парабола, и гипербола являются физическими и математическими невозможностями. Геометрия кометы допускает только одну орбиту – эллипс, при условии, что ядро свободно от серьезных гравитационных возмущений. Теперь, в соответствии приведенной теоремой, следует, что разделенные фрагменты кометы Билы в конечном итоге должны пройти через общую точку пересечения. Пусть A'A представляет диаметр исходного эллипса; пусть X – точка на орбите, где комета разделилась на фрагменты B и C, и вы обнаружите, что C, у которого более вытянутая орбита, должна, наконец, пересечь траекторию B в точке X’. X’, джентльмены, – это точная точка в пространстве, которую эта планета займет во время весеннего равноденствия в марте следующего года. Столкновение неизбежно. Математические доказательства этой катастрофы здесь доступны для вашего ознакомления, и я настоятельно призываю принять соответствующие меры, чтобы найти средство защиты человечества от ядовитых газов, которые произведет надвигающееся столкновение. Мое время вышло. Я благодарю вас.

На данный момент. Профессор Монтескье подошел к председательскому креслу, вручил ему подготовленный им доклад и быстро вернулся на свое место.

Впечатление, произведенное на собрание только что услышанной речью, было бы трудно описать, но на каждом лице было видно одно и то же выражение. Ошеломление, изумление и негодование были ясно написаны на лице каждого участника. Доктор Бове медленно взял листок и, бросив на него мимолетный взгляд, передал его математику слева от себя.

Этот ученый джентльмен, внимательно изучив расчеты профессора с озадаченным видом, доверительно наклонился к президенту.

– Безумный, – прошептал он, – эти безумные каракули не могут быть ничем иным, как творениями сумасшедшего. Я отказываюсь рассматривать этот вопрос дальше. Если ваше мероприятие подготовлено, я советую вам приступить к нему немедленно.

Профессор допустил роковую ошибку, которой вряд ли можно было избежать, даже если бы ее предвидели. Будучи математическим гением, он в течение многих лет презирал прикладную математику своего времени и разработал новую и революционную систему из области чистой математики. Следовательно, его символы, хотя и относительно простые, были понятны только ему самому и Бурже. Действительно, вывод, к которому он пришел с помощью нового метода, не мог быть выведен или даже выражен обычными математическими символами. Поэтому неудивительно, что математик старой школы совершенно не смог понять смысла вычисления. Профессиональная гордость, однако, не позволила бы ему признать этот факт, и поэтому, как и многим другим новаторам, Монтескье пришлось дорого заплатить за свое безрассудство.

Черты лица в президиуме приняли решительное выражение. Встав и подозвав профессора, председатель сказал:

– Месье Монтескье, этот вопрос должен быть обсужден конфиденциально и более подробно. Не будете ли вы так любезны последовать за мной в соседнюю комнату?

Не подозревая о заговоре, который был составлен против него, профессор поднялся со своего места и последовал за доктором Бове из зала.

Два часа спустя имя Альфонса Монтескье было официально зарегистрировано в уединенном заведении для умалишенных, расположенном в нескольких милях от Парижа.

III

Во второй половине февраля астрономический мир был на "подъеме”. Двадцатого числа этого месяца английский астроном-любитель по имени Хантингтон, возвращаясь поздно вечером домой, наблюдал зрелище, которое заставило его резко остановиться и перевести дух. В созвездии Кассиопеи, в трех градусах от того места, где в 1572 году появилась знаменитая сверхновая звезда Тихо Браге, была яркая новая звезда, но уже второй величины. Осознав, что появилась долгожданная возможность прославить свое имя в истории астрономии, молодой человек бросился на ближайшую телеграфную станцию и поспешно написал следующее сообщение в Гринвичскую обсерваторию:

ЛОНДОН, 20 ФЕВРАЛЯ 1931 Г. ”НОВАЯ ЗВЕЗДА ВТОРОЙ ВЕЛИЧИНЫ ТОЛЬКО ЧТО ПОЯВИЛАСЬ ВБЛИЗИ КАППА КАССИОПЕИ".

ХАНТИНГТОН.