На следующее утро после возвращения он сидел на балконе с кофе и выключенным ментбоксом: одна только мысль о дикторских голосах в голове вызывала зубовный скрежет. Позади открылась дверь. Он обернулся с предвкушающей улыбкой, ожидая увидеть Джорджиану с очередной тарелкой пышек. Кажется, с их последней встречи прошла уйма времени, а не какая-то там пара дней.
– В чем дело? – спросила Куртуаза. – Почему ты так удивляешься при виде меня?
– Я думал, ты спишь, – непринужденно ответил он.
Жена скользнула в соседнее кресло. Она была нагая. Новорожденное солнце ласкало ее светоносную плоть, ее безупречную кожу. Бенефиций глотнул кофе и отвел взгляд.
– Ты улыбался, а теперь перестал, – отметила Куртуаза. – Ты находишь меня безобразной?
– Что за бред ты несешь!
– Скажи, какое тело тебе бы хотелось, и я его поменяю.
– Нет-нет, дорогая. Не нужно ничего менять. Я все равно люблю тебя, независимо от того, во что ты одета.
– Мне не нравятся твои зубы, – заявила она.
– Зубы?
– Они слишком длинные. Огромные, как у лошади. С какой стати ты выбрал тело с такими зубищами?
Он заставил себя рассмеяться.
– Конечно, чтобы лучше съесть тебя, моя любовь.
Она наморщила носик.
– Тут чем-то пахнет.
– Это костры внизу. Мне даже нравится.
– Не понимаю, как они это выносят.
– У них вряд ли есть выбор.
– У них нет. Зато есть у нас. – Она потянулась, над головой взлетели ее обнаженные руки. – Пойдем внутрь, и ты сможешь доставить мне наслаждение… прямо этими вот большими зубами.
– Конечно, дорогая. Можно, я сначала допью кофе?
– Мы не занимались любовью с самого твоего возвращения из Австралии. Что-то не так?
Кофе уже практически заледенел. Он все равно сделал глоток. Очень маленький глоток.
– Нет.
– Интересно, у тебя только зубы
Она поднялась. Куртуаза была божественна, безупречна: он не смотрел на нее. Дверь за женой закрылась, и Бенефиций включил ментбокс на полную громкость, чтобы только заглушить собственные мысли. Через несколько минут дверь снова отворилась; он закрыл глаза. Когда он открыл их, перед ним стояла Джорджиана, одетая в обычную тускло-серую униформу персиста. Бенефиций улыбнулся, хотя и осторожно, чуть-чуть. Новые зубы с их выдающимся размером не давали о себе забыть.
– Джорджиана! А где мои пышки?
– Миссис Пейдж послала меня отыскать вас, сэр.
– Зачем это? – поразился он. – Она прекрасно знает, где я.
– Она сказала: вы то ли с балкона свалились ненароком, то ли заблудились по дороге в спальню.
Бенефиций упивался контрастом между двумя лицами. Куртуаза была ошеломительно прекрасна. Эти черты могла позволить себе только дочь Спула; этот лик заставил бы устыдиться и Елену. Джорджиана была мила, но так обычна, что рядом с хозяйкой выглядела невзрачной. Тогда почему именно при виде этого невзрачного личика внутри у Бенефиция распускалось что-то сияющее и благоуханное?
– Что мне ей передать, мистер Пейдж?
– Джорджиана, мы знакомы уже пять лет кряду. Называй меня Бенефицием.
– Да, сэр, – повторила она, чуть запнувшись и опустив глаза; он смотрел, как в них отражаются дальние костры людей.
– Бенефиций…
– Только когда мы одни, – предупредил он. – Не в присутствии Куртуазы.
Он протянул ей свою пустую чашку. Их руки встретились; его палец скользнул по тылу ее кисти. Джорджиана стояла совсем неподвижно, очи долу, с пустой чашкой в руках.
– Я думал о тебе, – тихо сказал он.
– Обо мне? – Она даже вздрогнула.
– С того самого утра, как ты принесла мне те изумительные пышки. За всю свою жизнь, клянусь тебе, Джорджиана, я не пробовал ничего столь роскошного, столь… декадентского. Ты испечешь мне еще? Завтра?
– Да, конечно, мистер…
– Ага!
– Бенефиций.
– Хорошая девочка! – Он вздохнул. – Полагаю, я должен пойти проведать жену. Скажи-ка мне кое-что, Джорджиана. Как тебе мои новые зубы?
– Ваши зубы?
– Как тебе кажется, они не слишком большие?
Она пожала плечами.
– Вы же всегда можете поменять, если они вам не по вкусу.
– Само собой, но я спрашиваю, по вкусу ли они
– Вкусы у всех разные.
– То есть у тебя никакого мнения на этот счет нет?
– Кому какое дело до моего мнения?
– Мне есть до него дело.
– Почему? – Что-то похожее на гнев полыхнуло у нее в глазах. – С какой стати мое мнение должно волновать вас или кого-то еще?
– Моя милая Джорджиана, – сказал он. – Я, может быть, и бессмертен, но я все еще человек.
– Думаю, тут все зависит от определения.
– Бессмертия?
– Человечности.
Она наконец сделала шаг к двери, подальше от него.
– Того, что такое человек. А что – нет.
Бенефиций вернулся в дом, нашел Куртуазу во всем ее незапятнанном великолепии в спальне и совершил с ней акт любви, врубив ментбокс на полную мощность – на сей раз дабы заглушить не свои думы, а продолжавшие звенеть в голове прощальные слова Джорджианы: «