– Но в этот раз, нашей целью будет не вшивый торговый обоз, а обоз с деньгами для дружины князя Батурия! (По толпе пробежал ропот сомнения) Нет причин для сомнений – это дело нам по силам! Обоз желают провести скрытно, и потому охрана не будет многочисленной: всего около двадцати дружинников. Горан дал мне знать, в каком месте легче всего перехватить добычу…
Тур продолжал пространно говорить о том, какая большая удача – эта наводка Горана – а Духовлад, помня о договоре с Предрагом, готовился сказать своё слово. Он уже знал, о чём скажет, уже подготовил слова, которые должны взять за самое «живое» место самолюбие Тура, и когда тот, наконец, окончил речь, оглядывая своё воинство, дабы оценить произведённый эффект, молодой боец встал во весь рост, чем мгновенно приковал к себе всеобщее внимание. Ему ещё никогда не приходилось говорить перед столь обширной толпой, и волнение давало о себе знать: по спине «пробежали мурашки», и как будто чья-то рука слегка сдавила горло. Переступив через это, он громко и чётко обратился к главарю:
– Ты с такой радостью сообщаешь нам, что в этом обозе будут только деньги, много денег… Но ответь: какой нам от них прок, в этой глуши?
Взгляд Тура зажегся неописуемым гневом. Через слово глотая недостающий воздух и разбрызгивая во все стороны слюни, он накинулся на говорившего с неконтролируемой бранью:
– Ах ты, щенок!.. Да как ты смеешь, скотина?!. Да я тебя… в порошок, мразь!..
В этот момент Духовлад ощутил в себе кое-что новое, неизвестное ранее: много раз в своей жизни, ему доводилось выслушивать в свой адрес брань, в основном перед или совместно с побоями. И «ранее», он легко абстрагировался от этого, не давая скверным словам зацепить себя за душу. Но сейчас в нём вскипела ярость. Он готов был броситься вперёд, и разорвать на части главаря, забыв о его статусе и заслугах. Даже непроизвольно слегка подавшись в сторону Тура, но сумев, всё же, удержать себя, Духовлад приготовился было ответить бранью на брань, но звонкий голос Вука опередил его:
– Почему ты так отвечаешь ему, Тур?! Он – полноценная часть нашего воинства, и сделал то, на что имел полное право: задал тебе вопрос…
– И не безосновательный! – послышалась с другого края толпы лаконичная добавка от Ворона – Как я понимаю, наш Совет и нужен для того, чтобы ты отвечал на наши вопросы, и в нас не зрело сомнение, будто нас ведёт недостойный.
Тур на мгновение замер раскрыв рот, и подавившись собственной руганью. Такой поворот был абсолютной неожиданностью для него. Вук ещё ладно, можно было бы пререкаться: за него только Ратибор железно станет, а вот Ворон… Под началом последнего, самая боеспособная ватага в воинстве, да и нравом он покруче. Здесь одной перебранкой может не обойтись… Туру вдруг стало ясно, что он БОИТСЯ Ворона, но он тут же стал убеждать себя, что это просто его «стратегия». Правда, это слово, он всего несколько раз слышал от Горана, и имел о его смысле весьма размытое понятие. Тот же час сделав вид, будто только что не осыпал оскорблениями Духовлада, Тур нарочито спокойно и холодно ответил:
– Мой брат обещает, что скоро мы выйдем из леса, и тогда накопленные нами деньги, подарят нам новую, прекрасную жизнь…
– Твой брат обещает, что мы выйдем из леса уже не первый год! – раздался чей-то выкрик из толпы – Так, когда же?
– Кто хоть раз может вспомнить случай, когда мой брат не выполнял обещание, или навёл нас на бедный добычей обоз? – решил перейти в наступление Тур – Если бы не он, вам всем просто жрать было бы нечего!
Эти слова произвели некоторый эффект на разбоев: всё-таки, многие признавали важность наводок Горана. Но Духовлада не смутило это замечание, и он, всё так же громко, но теперь более уверенно, ответил:
– А если бы не МЫ?! Была бы у твоего брата такая роскошная повозка?! Одевался бы он, как рунейский вельможа?! Уж он точно себе ни в чём не отказывает! Так что не надо попрекать нас его вкладом в Наше Дело: он выполняет свою часть работы, а мы – свою! Только, он может тратить свою долю добытых денег, а мы – нет! Ну да это полбеды. А вот, как ты думаешь, Тур: как поступит твой братец, если угодит в лапы стражников?! Неужто погибнет в страшных мучениях, но нас не выдаст? Или может сразу сдаст нас с потрохами, надеясь выторговать себе жизнь?..