Сбылась мечта хулиганки

Ведь этого специалиста рекомендовали очень надежные люди. Конечно, хозяин кабинета обращался к ним не сам, не напрямую – как можно… И вот вам этот «профи»: две неудачные попытки – сначала задушил какую-то совершенно постороннюю девицу, потом вообще взорвал целую банду, а проблема по-прежнему не решена. Сегодня ему был дан последний шанс, абсолютно верный случай. Для хорошего снайпера не вопрос. Он должен был позвонить уже час назад… Неужели снова прокол, неужели проклятая баба опять вывернулась, опять выжила благодаря своему немыслимому, проклятому, феноменальному везению?

Хозяин огромного кабинета пригубил кофе, поморщился и поставил чашку обратно.

Кофе совершенно остыл.

Дома я поставила голубые гиацинты в вазочку и долго ими любовалась. Ведь совершенно неважно, кто подарил цветы, важно, что они есть и стоят тут, такие милые… После сегодняшней истории в башне на меня снизошло умиротворение. Думаю, что за те несколько дней от опасностей, поджидавших на каждом шагу, я немного утомилась и теперь заслужила хотя бы один тихий спокойный вечер. Дольше нельзя, потому что опять нагрянет скука – испытанная подруга дней моих суровых. Но отдохнуть от напряжения перед телевизором просто необходимо.

Отец с гордостью показывал мне, как он ловко управляется с техникой. Потом я помогла маме разобраться в инструкции к кухонному комбайну, затем мы ужинали, а после все семейство уселось перед телевизором.

Снова передавали новости. Конечно, про взорвавшуюся машину с бандитами не было сказано ни слова – много чести. Не настолько важные персоны, чтобы упоминать о них в новостях несколько раз. Сегодня журналистов волновало совершенно другое происшествие.

Заседание комиссии по строительству детского развлекательного центра, то бишь «Невского Диснейленда», сегодня опять не состоялось. Но теперь уже вездесущие репортеры пронюхали, что дело было вовсе не в болезни профессора Шереметьева. Профессор исчез. То есть последний раз его видели в среду днем, он читал лекцию в Институте гидрометеорологии на кафедре охраны окружающей среды. Кроме этого, он еще работал в университете на геологическом факультете, но в тот день, в среду, на вечерние лекции профессор не явился. Близкие профессора – у него была большая семья: жена, дети и внуки – забили тревогу, обзвонили все больницы и обратились в милицию рано утром в четверг. Но там, как водится, ответили, что заявление в розыск они могут принять только через три дня. И что они охотно верят, что заслуженный деятель науки, действительный член Парижской академии естественных наук и профессор Санкт-Петербургского университета Александр Валерианович Шереметьев не может загулять в компании с друзьями настолько, чтобы не прийти домой ночевать, но закон есть закон и порядок есть порядок. Нужно выждать три дня. Родные профессора отвечали на все звонки, что профессор болен. И только в понедельник компетентные органы приняли версию о том, что профессор исчез, и объявили розыск.

– Машиной сбило! – авторитетно заявил отец. – Эти сволочи так гоняют…

– Всех, кто видел этого человека начиная со среды, второй половины дня, просим сообщить по телефону такому-то. – На экране показался телефон милиции, а потом фотография.

Она была черно-белая, очевидно, из личного дела на работе. Профессор на фото выглядел каким-то угрюмым. Но ведь на документах люди всегда неестественно серьезны, они делают такое официальное выражение лица, с каким не ходят в обычной жизни. Что у родных – нормальной фотографии не нашлось, что ли?

– Нельзя, наверное, – вздохнул отец, уловив мое возмущение. – В компетентные органы официальную надо.

– Но как можно узнать человека по такой фотографии?

Хотя… как ни странно, мне лицо профессора показалось знакомым. Эти гладко зачесанные редеющие волосы… крупный нос, слегка нависшие брови… Ерунда какая-то, пойду спать, хоть и не поздно еще. Кто знает, что будет завтра?

Петр Степанович Вахромеев, тот самый, что безуспешно ждал звонка, вызвал своего референта Копылова и, не успела закрыться за ним дверь кабинета, прошипел:

– Где твой чертов специалист?

Копылов испуганно огляделся по сторонам и приложил палец к губам. Вахромеев и сам понимал, что все помещения Управления прослушиваются и ни в коем случае нельзя разговаривать на опасные темы в кабинете, но не мог справиться со своей злостью.

– Конспиратор хренов! – снова прошипел он, но встал из-за стола и быстрым шагом покинул кабинет. – Меня нет! – злобно кинул он очевидное своей ко всему привыкшей секретарше и пошагал в гараж.

Референт еле поспевал следом. В гараже они сели не в служебный «Вольво» Вахромеева, а в скромные «Жигули» Копылова – «Вольво» наверняка так же напичкан электроникой, как и кабинет. Выехали на улицу, остановились в первом переулке. Вахромеев развернулся всем корпусом к референту и рявкнул:

– Что происходит?! Где этот козел? Ему дали точную наводку, оставалось только на спусковой крючок нажать – и куда он пропал?

Референт откашлялся, чтобы справиться с внезапно охрипшим голосом, и тихо сказал: