Сбывшаяся мечта

– Будешь продолжать дело, начатое твоим другом, – пошутила Нина Дымбрыловна, старшая пионервожатая, хорошая, добрая, всегда тактичная, дети все ее очень любили. Она была влюблена в свое дело, отдавала все силы работе.

И Аня работала, старалась, как могла. И так же, как и Леша, раз в месяц возила ребят поступать в комсомол. И обязательно прибегал Леша, у него всегда был готовый маршрут, куда идти, то купит билеты в кино, то на каток, а однажды даже повел на концерт.

…Леша при встречах никогда не наглел, лишь ласково гладил по голове, целовал только в лоб и щеки, и то Аня смущалась и краснела до слез.

– Целомудренная моя недотрога, – шутил Леша, – мы так с тобой до свадьбы не научимся целоваться. Как на свадьбе будем целоваться, а? Надо уже сейчас репетировать. Мы же уже через год поженимся, как только школу закончишь.

Аня молчала, а сама думала, как сразу после школы? А учеба? Разве она не будет учиться? Образование же надо обязательно получить. А если ребенок, какое уж образование? При этой мысли Аня опять покраснела. И как-то в разговоре Аня высказала все Леше.

– Ну ты что, конечно ты будешь поступать, а как же иначе, мне не нужна необразованная домохозяйка на шее, закончишь, будем вместе работать, деньги зарабатывать, по заграницам ездить, в Польшу или Чехословакию, например. А с ребенком мы повременим, есть же много способов предохранения, поживем для себя, нам дадут комнату в семейном общежитии, будем жить-поживать, да добра наживать.

– У меня есть квартира в городе, четырехкомнатная, в центре, она пока сдается, но как только я закончу школу, жильцы ее освободят, – сказала Аня. – Это квартира моей прабабушки, она подарила ее маме, а та записала ее на меня.

– Так ты у меня невеста с приданым, – восхищенно сказал Леша, – надо же, не ожидал. Так мы с тобой, как баре будем жить, в четырех-то комнатах. В одной я устрою мини-спортзал, буду заниматься, тренироваться, вторую мы отведем под кабинет, чтобы заниматься в тишине, в третьей будем спать вдвоем.

При этих словах Аня опять впала в краску и рассердилась на себя: «Ну что за дурацкая привычка краснеть по любому поводу, просто напасть какая-то».

А Леша ее обнял и сказал:

– Мне так нравится, когда ты краснеешь, ты становишься такая милая-милая.

И Аня покраснела еще больше, услышав такое. Ну что тут поделаешь, такая физиология организма. Гены.

…А Доржо с ребятишками прожил в гостях не одну неделю, как планировал, а целый месяц, так хорошо их принимали. Наташа взяла отгул на работе, и все вчетвером они облазили весь курортный поселок, несколько раз ходили к водопаду. Красота неописуемая, а какой воздух, свежий горный воздух, им никак не мог надышаться Доржо. Они пили каждый день аршан, при чем мальчишки не сразу привыкли к его немного неприятному вкусу. А Доржо пил с удовольствием. К своему большому удовольствию, он бросил курить. В первый же день, покурив на улице, он зашел в дом и заметил, как Елена Баировна невольно поморщилась, ей явно был неприятен запах табака. Потом она сказала, что с молодости не переносит запах табака, рассказала случай из детства.

– Мне было одиннадцать лет, и мы, подружки, я, Хандама и Валя решили попробовать покурить. Вот блажь такая пришла в голову и все. Я украла у отца пачку махорки, клочок газеты, из которой он сворачивал самокрутки, и мы пошли в лес, дело было летом, устроились поудобнее, кое-как накрутили махорку, получилось не с первого раза, конечно, и закурили. Все мы сначала сделали глубокий вдох, закашлялись, давились, слезы на глаза сразу же набежали, еле выровняли дыхание. Нет, чтобы бросить и уйти, решили похорохориться друг перед другом и продолжили курить. Выкурив где-то половину, я почувствовала сильное головокружение, затем дико начал крутить живот, с такой силой, что я схватилась за живот и легла. Девчонки, естественно, испугались, подбежали ко мне, начали поднимать, а тут меня еще начало тошнить, рвать, меня прямо всю выворачивало, так плохо мне не было никогда. Я вся покрылась потом, живот продолжал болеть, я обессилела и не могла ни сесть, ни, тем более, встать. Я лежала, закрыв глаза, не в силах даже говорить. И тут громко закричала, заревела Валя и побежала куда-то. Хандама рванулась было за нею, но не захотела меня оставлять одну, поэтому вернулась и села рядом. А меня опять рвало, выворачивало наизнанку. И тут, не в силах больше терпеть боль, я тоже заревела, за мной Хандама, и так, плача, мы незаметно для себя уснули.

Проснулась я от звонкого крика Вали:

– Вооон они, воон они, девчонки.

Я с трудом приподняла голову, она стала какой-то чугунной, и увидела родителей, бледных и растрепанных, мама была вся в слезах.

– Мама, папа, – закричала я и заплакала в голос.

– Доченька, все хорошо, ты жива, все хорошо, сейчас поедем домой, – успокаивали они меня, а я продолжала плакать.

Отец, увидев ту злополучную пачку махорки, наполовину опустошенную, схватил ее, сжал в комок и воскликнул:

– Никогда, никогда больше не возьму эту мерзость в рот.

И сдержал слово, он больше никогда и не курил.