Сбывшаяся сказка

 - А я ещё не договорил, - невозмутимо отозвался Шухлый, - Кроме того, человек, как стадное животное, очень зависим от чужого мнения. Не у каждого хватит смелости сделать выбор, за который его осудят люди. Слабый предпочтёт умереть героем, чем остаться жить предателем в глазах общественности. Сильному на это плевать.

 - Ерунда! Не знаешь уже, чем себя оправдать – лучше молчи! И не суди всех по себе!

 Шухлый грустно усмехнулся.

 - Вот и ты судишь с точки зрения простого обывателя, которому не приходилось попадать в подобную ситуацию.

 - Да если мне придётся…

 - Если придётся, - перебил Шухлый, - Ты, либо проявишь слабость и умрёшь, либо останешься жить, и начнёшь рассуждать так же, как я.

 - Никогда!

 Я так разволновалась, что чуть не зашла в «воронку», и только поток тёплого воздуха, дунувший в лицо, заставил торопливо попятиться. Я налетела спиной на Шухлого, он мягко положил ладони мне на плечи и негромко сказал:

 - Владька, я от души желаю тебе никогда не узнать каково это - делать выбор между своей жизнью и чужой. Но и это не самое страшное…

 - А что самое страшное? – спросила я, удивляясь тому, как приятно ощущать мужские тёплые руки на своих плечах. Оказывается, я уже забыла, как это…

 - Самое страшное выбирать между двумя чужими жизнями. Когда они обе зависят от тебя, и ты решаешь, кому остаться жить, а кому умереть. Когда нет такого простого выхода – умереть самой.

 Ничего не ответив, я осторожно высвободилась и пошла дальше. Слова Шухлого наполнили меня смятением и странной горечью, словно я когда-то была в ситуации им описанной и делала страшный выбор между двумя дорогими мне жизнями. Чтобы прогнать это тоскливое чувство, я тряхнула головой и спросила:

 - Как же пленные бандюки тебя не сдали?

 - Пацан в отключке был. А Сава… ну, тот, второй… он подыграл мне. Подтвердил, что я сталкер-одиночка, на которого они напали.

 - Почему?!

 - Потому что глупо дать долганутым возможность повесить трёх пацанов вместо двух.

 Больше я ни о чём не стала спрашивать. Ощущение горечи не проходило, а скомканное искажённое пространство Холмов усиливало его, добавляя в происходящее оттенки нереальности. Шухлый тоже молчал. Я несколько раз оглядывалась и видела, что он идёт, не поднимая глаз от земли, но, тем не менее, идеально копирует мои манёвры между аномалиями. Это тоже беспокоило. Шухлый был странным, в нём словно уживались два совершенно разных человека. Один - грубый и недалёкий мужлан, которого я встретила на Агропроме, который дрался со снорками, не понимал очевидных вещей, и не мог шагу ступить без моей подсказки. И другой – тот, что вытащил меня с Плато, который невозмутимо сбил гранату в полёте, а потом уверенно рассуждал на тему выбора между своей и чужой жизнями, а сейчас шагал сейчас по Холмам, так словно всю жизнь только этим и занимался.

 И эти его перевоплощения мне совсем не нравились.

 Впереди показались очертания странных полуразрушенных домиков, словно нарисованных чёрной тушью на сером ватмане Холмов. Сначала я подумала, что это ещё одна галлюцинация, мираж, рождённый искривлением пространства. Но чем ближе мы подходили, тем яснее становилось, что домики настоящие. Вот только что-то с ними случилось… Я невольно ускорила шаги, желая скорее понять, что именно. Но Шухлый, очевидно обладал более острым зрением, потому что сказал сзади:

 - Сгоревшая деревня…

 Так и оказалось.

 Через несколько минут, мы вошли на единственную деревенскую улицу. Аномалий здесь почему-то не было. Пользуясь этим, Шухлый поравнялся со мной и пошёл рядом, внимательно глядя по сторонам. Мне захотелось взять его за руку, но я ограничилась тем, что сняла с плеча «калаш» и сдвинула предохранитель. Отсутствие аномалий оказалось единственным плюсом сгоревшей деревни. И я бы предпочла их, царившей здесь гнетущей атмосфере.

 - Ты же всё равно стрелять не сможешь. - Шёпотом сказал Шухлый, заметив мои манипуляции с оружием. Я досадливо дёрнула плечом. Не объяснять же, что стрелять здесь не в кого. Это Холмы. А готовый к стрельбе автомат в руках – чисто психологическая фенька. Так спокойнее.

 Деревня сгорела странно, неравномерно. От некоторых домов остались лишь обугленные печные трубы, возвышающиеся над пепелищем, подобно надгробным памятникам. Другие наоборот выглядели почти целыми, только закопчёнными до черноты. Проходить мимо таких было особенно неприятно - слепые окна без стёкол смотрели, как глазницы черепов, в проёмах открытых дверей шевелилась тьма.

 Шухлый взял меня за локоть, и я чуть не подпрыгнула от неожиданности.

 - Ты чего?

 - Тихо. Слышишь?

 Я прислушалась. Откуда-то доносился тихий монотонный скрип.

 - Что это? – Прошептал Шухлый и потянул с плеча дробовик. Я пожала плечами.

 - Не знаю. Может ветер дверью скрипит. Или ставней.

 - Так ведь нет ветра.

 - Это здесь нет. А там, где скрипит, значит есть. Пошли.