Сбывшиеся сны печальной блондинки

— Не трогай меня! Я личность, я человек, я женщина! А тебе нужна шлюха в постель — и ты доволен! Убирайся отсюда! Видеть тебя не могу!

Я уже рыдала в голос, слезы лились так, что глаза ослепли. Дыхание обрывалось, горло болело от спазмов, руки были как лед, колени мерзли и подкашивались, по холодному носу текли слезы. Не помню, как я добралась до дивана и рухнула лицом вниз. Но тормоза отказали, и я стала кататься по дивану, как будто одежда на мне горела. Потом я испугалась, что никогда не смогу остановиться, а так и буду выть час за часом, пока не попаду в психушку. Сознание почти вернулось, и инстинкт самосохранения пытался затормозить истерику. Через несколько минут мне почти удалось справиться с собой. Теперь я сидела, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, и, поскуливая, пыталась дышать. Ничего, справлюсь. Истерика — это что-то новое, конечно. Видимо, старею!

Олег оказался рядом. В руках он держал стакан с вином. Недолго думая, я выпила сразу половину. Мы сидели в темноте и роняли слова, произнося их почти без выражения. Просто потому, что они накопились за прожитые врозь годы, многажды раз повторялись, слегка выдохлись и поблекли.

— Прости, что так получилось, но я уже десять лет хотел сказать тебе это. Не для того, чтобы обидеть, а для того, чтобы объяснить…

— Объяснил, — сказала я хрипло, все еще трясясь от холода, но уже чувствуя, как теплеют от вина руки.

— Алла, на тебе я женился по любви, а на Юлии — по залету.

— Этого не должно было случиться. У нас были бы дети, все равно были бы!

— Ты обвиняешь меня во всем, но ведь ты могла бы выйти снова замуж, родить ребенка. Я ведь не мешал тебе.

— Ты был прав, когда сказал, что я фригидна. Кому нужна такая жена…

По скрипу дивана я поняла, что Ведищев встал. Щелкнул выключатель — у потолка загорелась лампочка, обозначавшая у меня люстру.

— Боже, — рассмеялся Олег. — У тебя даже абажура нет! Хочешь, я склею тебе из газеты?

— Себе склей. А то у тебя не квартира, а дом-музей с экспозицией: «Быт советских людей эпохи застоя», — съязвила я.

— Не знаю, не живу там. Мы с Кирюхой больше в клинике находимся. У нас там комната отдыха.

Меня стало клонить в сон, и только чувство голода мешало упасть лицом в подушки.

— Мы есть будем? — спросила я.

— Да, кстати, пойдем, — спохватился Ведищев. — Только на сковороду брошу мясо, и через пять минут можно садиться за стол.

За ужином я допила вино из стакана, доползла до дивана и сразу заснула. Проснулась только под утро, по весьма вульгарной причине. Олег спал здесь же, на диване, только головой в обратную сторону. Надо уточнить, что диван у меня постоянно разложен, поэтому места на нем, как на полутораспальной кровати. Только белье застелить сил у меня вчера не нашлось, поэтому мы спали как бомжи, одетые. В моей бомжеватой квартире это выглядело естественно. Вернувшись из ванной, я остановилась возле спящего мужчины и принялась его рассматривать.

Когда я выходила за него замуж, о любви говорить было рановато. Все же большую роль в моем решении стать женой Олега Ведищева сыграла его замечательная мама. Она принимала меня как родную, и уютные девичники на ее кухне с бутылочкой хорошего вина, непринужденными перекурами и болтовней за жизнь стали для меня необходимы как воздух. Олег не принимал участия в этих посиделках. Он приходил с работы, брал меня за руку и уводил «проветриваться».

Но наши чувства непредсказуемы для нас самих. Сначала я привыкла к нему, а потом влюбилась. Как ни странно, это произошло после того, как он изнасиловал меня. Нет, мне не понравилось. Я не люблю боль и грубость. Я люблю ласку и нежность, но своим поступком он дал мне понять, что и у него есть чувства. Он не ходячий макет идеального (а Олег был таковым) мужа, его мучают страсти, иногда они даже выходят из-под контроля. Я стала видеть его. Видеть в широком смысле слова: понимать, принимать, даже немного мучиться от любви. Ведищев в тот год взялся реализовывать давнишнюю мечту: создание собственной стоматологической клиники. Деньги у него были: в наследство от деда-генерала он получил дом в Подмосковье. Олег подолгу отсутствовал, часто был занят. Я ждала его, стесняясь отвлекать звонками, засыпала в кресле перед телевизором. А утром находила Олега вот так же, как сейчас, спящего на диване.

Вот его лицо, губы, ресницы. Сейчас он носит волосы длиннее, чем тогда, и стала пробиваться седина на висках. Сейчас он другой, чужой муж, отец десятилетнего мальчика. И все же он мой. Всегда будет моим. Даже живя с другой женщиной, даже с сотней других женщин, даже если забудет обо мне.