— Чертежи моего отца. Задержался потому, что вычислял, что им было надо. Ты помнишь, что он был военным представителем на заводе? — Я кивнула. — Так вот. Он умер, отравившись токсичными испарениями. Как раз оборонные предприятия закрывались. У Министерства обороны не было денег для производства того, что они там производили. В том числе и на Гродинском химическом заводе. Таким образом, отец был последним военным представителем на «химии». Потом оборудование законсервировали, а цеха закрыли. Там не просто центрифуги и спиртовки. Это высокотехнологичное оборудование. Вроде бы для производства бинарного оружия или чего-то в этом роде. Я плохо знаю, потому что вообще не специалист в неорганической химии и к тому же пацифист и ненавижу американцев за войну в Ираке…
— Господи, да ты напился! — открылись у меня глаза.
— Извини. Нет, не напился. Так, чуть-чуть. О чем это я? — он с трудом пытался сосредоточиться. — Да, папа… Он был классный, мне его не хватает… — Ведищев снова растекался мыслью по древу.
— Олег, что искали в твоей квартире?
— Ах да! — дантист потряс хмельной головой. — Искали его чертежи. Он держал свою техническую документацию дома. Строго говоря, это было нарушением инструкции, но он был не только военным, но и ученым, работал дома и всякие там формулы и схемы приносил домой, чтобы поработать ночью. После его смерти они остались у нас с мамой. В ее квартире. Сейчас я храню, то есть хранил, документы у себя. Просто рука не поднималась их выбросить. Папа работал с ними, касался их, читал, размышлял… Знаешь, я был таким одиноким все эти годы!
— Сейчас заплачу, — сказала я, вложив в эти простые слова максимальное количество яда кураре. — Кому нужны эти старые чертежи?
— Даже представить не могу. Кому-то, кто хочет запустить оборудование оборонных лабораторий и цехов.
— Чтобы произвести бинарное оружие?
— Да, — такой расклад мог напугать кого угодно, а не только зубного врача. — И это не от администрации завода исходит и не от Министерства обороны. Государственные организации такими методами, как шмон, не пользуются.
— Это бандиты?
— Похуже.
— Куда же хуже?
На выразительном лице Олега я прочитала сомнение, надежду и, наконец, самый настоящий ужас. Он помолчал еще немного, а потом произнес по слогам:
— Тер-ро-рис-ты.
— Ерунда, — я недоверчиво рассмеялась. — У нас в Гродине нет террористов.
— Зато они есть в других местах. А у нас в Гродине есть химический завод с оборонным цехом, который может производить бинарное оружие, которое можно использовать для…
— Я знаю, знаю. Не будем углубляться.
Ну да, конечно, оборонный цех! Это я уже вспомнила.
Олег встал из-за стола, подошел ко мне, опустился на пол, положив свою бедную голову, полную всех этих жутких мыслей, мне на колени и обняв мои ноги.
— Алка, Алка, мы влипли! — прошептал он трагично. — Это все даром не пройдет.
Приступы слабости случались с ним и раньше, но никакая депрессия не могла убить в Олеге веру в себя, умного и сильного. Только надо было немного завести его, разозлить.
— Что ты раскис?! Что ты ноешь? — это последнее слово он особенно не любил. — Они получили, что хотели. Теперь отстанут от тебя. Но вот зачем у меня обыск делать? Если эти террористы, как ты говоришь, взяли чертежи у тебя дома, то что у меня искали?
Он поднял на меня покрасневшие от алкоголя глаза:
— Да, кстати, что у тебя искали?
Мне не хотелось, совсем не хотелось, чтобы он отпустил мои ноги. Тепло его рук, его голова у меня на коленях, его волосы, пахнущие сигаретным дымом и им самим… Я потихоньку соскользнула на пол, в теплые объятия. Олег прижал меня к себе, и мы сидели так, опять не совпадая в эмоциях. Он устал, его мучили дурные предчувствия, он хотел тепла, участия, глубокого спокойного сна. А я попала в ловушку. Слишком долго сдерживалась, боясь захлебнуться воспоминаниями. Теперь капкан, смоченный парой глотков беленькой, захлопнулся. Я просто откровенно, вульгарно, грубо и бессовестно хотела своего бывшего мужа. Механизм желания, заржавевший за последние годы, вопреки заявлениям о моей фригидности потихоньку заводился, раскручивался, набирал обороты. Попытавшись размеренно дышать, разгоняя картинки из далекого прошлого и тем не менее оставаясь в самом опасном на данном этапе месте в моей квартире, я погибала.
Наконец, боясь взорваться, повернула его лицом к себе и стала целовать. Я волновалась, опасаясь, что он отстранится, а я не успею добраться до его родных губ, воскресить чуть-чуть прошлого, счастливого прошлого. И когда почти достигла цели, услышала над головой капризный детский голос:
— Папа, я пить хочу-у…
В дверях стоял Кирилл, одетый в мою футболку и мои розовые тапочки с заячьими ушами. Я вздрогнула и очнулась, снова став собой. Олег вскочил на ноги, подхватил сына и, прижимая его к себе одной рукой, стал наливать в стакан воду из-под крана.
Глава 2