Счастье

И замолкаешь. Твое лицо белеет совсем близко, но я кожей ощущаю тот ненавистный невидимый ветер, что снова уносит тебя за тридевять земель. Ты по-прежнему смотришь на меня, но уже не видишь.

– Где ты сейчас? – в отчаянии шепчу я. – Куда ты деваешься каждый раз, едва мы приближаемся друг к другу? Не улетай, Скворец!

Ты едва заметно улыбаешься и легонько гладишь меня по щеке. То ли прося прощения, то ли прощаясь.

Внизу опять проходят двое, он что-то говорит, она смеется, он на ходу целует ее, она замедляет шаг… Нет, только не под нашими окнами, умоляю!.. Пронесло, повернули за угол, не отрываясь от своего занятия…

Но их волна зацепила меня и понесла. И я все-таки задаю его – этот унизительный, бестактный, бесконечно мучительный вопрос:

– И почему, скажи, почему ты совсем-совсем не воспринимаешь меня как женщину?!

– Я могу, – отвечаешь ты со своей невыносимой простотой. – Я не ангел. Но ведь чем ближе, тем больнее терять. Разве нет?

– Так ты все-таки исчезнешь?

– Ну, рано или поздно это со всеми случится…

– Да я не о том!

– А кроме этого, ничто не страшно! Пока человек жив, и ходит по одной с тобой планете, и дышит тем же воздухом – разве это разлука? Даже если вы на разных континентах. Живого всегда можно найти, протянуть руку, увидеть силуэт в окне…

– Так что же теперь? Не любить друг друга оттого, что мы смертны?! Какая глупость! Или любить, не привязываясь, как буддистский монах? Да ты… Неужели ты боишься?!

– Да.

– Но…

– Ты права. Все, что ты говоришь, правильно. Просто у каждого своя боль. И осознание совсем не означает исцеление. Но я иду. Иду к тебе. Ты веришь? Ты… сможешь дождаться?

– Ты… Я… – Я пробую что-то ответить, но потом просто делаю шаг навстречу.

И ты тут же вцепляешься в меня, как человек, летящий в пропасть.

Мы стоим над столицей любви, намертво обнявшись, и я не знаю, чье сердце набатом стучит у меня в висках: твое или мое?

Глава тринадцатая Без грима

– Ты забыл нарисовать лицо! – кричит Пашка.

– У тебя кончились краски? – предполагает Петька.

Ты приседаешь и смотришь на них своим пристальным, «здесь и сейчас», взглядом, под которым они, как всегда, смолкают.

– Нет. Я не забыл. И краски не кончились. Просто сегодня будет так.

Я первый раз вижу тебя без грима при свете дня. Ты кажешься бесконечно усталым и беззащитным. Мы выходим из отеля в утренний Париж, где пахнет свежими булочками и красавицы в кружевных колготках катят на работу, крутя педали своих вело.

Ты крепко держишь меня за плечи, будто боишься упасть.

– Куда пойдем? Что ты хочешь увидеть? – В твоем голосе та же бездонная усталость с легким призвуком нежности и печали.

– Я хочу увидеть тебя.

Сжимаешь мое плечо еще сильней, бредем куда-то, как два лунатика, врастая друг в друга с каждым шагом…

– Вы прилипли? – насмешливый Петька.

– Вы влюбились? – романтичный Пашка.

– Я знаю тут недалеко одну площадку, – произносишь ты, словно вдруг проснувшись, своим обычным мальчишеским голосом, – с тарзанкой, батутом и канатной дорогой!

– Ура! – вопят мальчишки.

…И вот на этой чудо-площадке в Булонском лесу меня и прорвало. Я стала рассказывать обо всем, начиная с пухового платка Железной Леди, проверяющей пыль под шкафами. И заканчивая… Да ничем не заканчивая, потому что я никак не могла остановиться.

– Говори, – просил ты, когда я замолкала, чтобы перевести дух.

– Ты не устал? Тебе не надоело? Ты можешь еще послушать?

– Я буду слушать столько, сколько ты будешь рассказывать. И даже когда ты замолчишь. Я буду продолжать слушать. Не сомневайся.

Когда мальчишки выдохлись и приползли к нам на скамейку, требуя еды и воды, был уже вечер.

– На выставку?.. – предложил ты, приподнимая одну бровь.

– Смеешься?!

– Ну, тогда к морю!

Мы уснули, едва оказавшись в вагоне. А наутро это была уже Бретань. Маленький прибрежный городок, чье название я, как всегда, забыла, едва услышав. Узкие улочки спускались к морю. И мы бежали по ним, взявшись за руки, все вчетвером…

Мальчишки прыгнули в воду, не раздеваясь. Я тоже – купальника-то у меня не было. Ты стоял босиком у кромки прибоя в закатанных джинсах и терзаемой ветром тельняшке, и твои серые глаза казались голубыми, потому что в них отражалось огромное небо.

– Ты такой красивый! – крикнула я, надеясь, что волны меня заглушат.

– «Месье так красив», – насмешливо откликнулся ты.

Осмелев, я выбралась из воды, встала на гладкий камень рядом с тобою и спросила:

– Я по-прежнему могу говорить, что хочу?

– Говори, конечно.

– Я так мечтала все это увидеть! И Париж, и море. И вот мечта сбылась… А я ничего, кроме тебя, не вижу и не хочу видеть! Я думала, может, это из-за грима, из-за роли, такая специальная актерская харизма, понимаешь? Но вот сейчас ты стоишь – без крыльев, без краски, – просто стоишь и смотришь на волны, а я не могу оторвать от тебя глаз. И готова всю жизнь вот так простоять по колено в воде, глядя, как ты…

– Мы хотим завтракать! – завопили мальчишки, наскакивая на нас с двух сторон, как охотники на дичь.

Ты улыбнулся поверх их мокрых макушек. Такой улыбкой, что мне захотелось взлететь.