Лейла показала Питеру министра, такого же низкорослого, как и все сельские жители в этой местности. Сопровождавшие выражали ему большую почтительность. Он вошел в здание, даже не заметив группы «Мехтер», не обратив на них внимания. В последнее мгновение эти несчастные собрались с духом и, встрепенувшись, попытались наиграть марш, но кроме одного-двух слабых звуков трубы ничего не получилось: инструменты и люди промерзли насквозь. Барабанщик попытался пару раз ударить по обтянутому кожей барабану. Вот и вся музыка. Этого не услышали ни господин министр, ни те, кто был с ним, однако долг свой музыканты выполнили – министра встретили. Питер чувствовал себя так, словно совершил путешествие на машине времени. Он спросил Лейлу, кем министр был до избрания. Оказалось, тот – бывший городской лавочник, занимался оптовой торговлей продуктами, затем вошел в состав консервативной партии и во время партийных выборов неожиданно победил: сначала стал депутатом, а потом министром.
– Надо же, как повезло человеку! – бросил Питер Кэйп.
– У нас многие так, – отрезала Лейла.
Сказала так напористо, будто это касалось ее лично.
– Люди, ничего не смыслящие в отрасли, куда их избирают, часто – провинциальные торговцы, находящиеся под следствием и желающие получить юридическую неприкосновенность, вступают в партию, а потом их ждут часами на морозе при минус тридцати градусах!..
Министр решил вложить в город инвестиции, привлек бюджетное финансирование, он прибыл, чтобы заложить спортивный центр имени себя самого и парк имени своего покойного отца.
Много странных вещей увидел Питер Кэйп в этой стране: унылые, неосвещенные, темные анатолийские города; кафешки, битком набитые курящими мужчинами – усатыми, с впалыми щеками; улицы, полные нищих; людей, вешающихся на деревьях от голода; молодежь, кончающую жизнь самоубийством, прыгая с Босфорского моста; уличных грабителей, ломающих руки женщинам, чтобы сорвать браслеты; маршрутки-долмуши, микроавтобусы, джипы «чероки» и «линкольны», лимузины, «ламборджини», «феррари», пятизвездные отели, увеселительные вечеринки на Босфоре в стиле «Тысячи и одной ночи», запускаемые в воздух фейерверки; разгуливающие по улицам люди в афганской одежде и голые манекены; металлисты в барах на Бей-оглу, сатанисты, рок-музыканты, молодые девушки с пирсингом во всех местах, с зелеными и красными волосами – кратко эту страну описать было невозможно, так же, как и понять ее.
Неожиданно Лейла поднялась на ноги и крошечным фотоаппаратом сняла сначала Джемаля с Мерьем, а потом сидящую напротив семью.
Джемаль вскипел, он чувствовал, что вот-вот задохнется от бешенства.
Он резко вышел в коридор, зажег сигарету. От вида деревьев, проносящихся на большой скорости перед окном, его замутило. На сердце было паршиво. Вопросы иностранца вернули его в недавнее прошлое, нарушили покой. Фотографию с Мерьем нужно бы уничтожить. Разве может человек сниматься с девушкой, которую собирается убить?
Еще и этот журналист! Может, фотография будет опубликована в американских газетах, оттуда ее перепечатают турецкие. Может, выхватить у Лейлы фотоаппарат и выбросить в окно? Но если из-за этого его арестует полиция, ситуация только ухудшится. Протоколы, объяснения, и т. д., и т. п.
Однако скоро он понял, что есть кое-что, намного сильнее действующее на его нервы. Он никак не мог выбросить из головы голую женщину, которую увидел на обложке журнала. Никогда еще не прикасавшаяся к женскому телу плоть горела огнем. Опасаясь гнева отца, он не то что к женщинам, даже к ишакам не прикасался. Даже – боже упаси! – никогда не трогал своего органа. Его друзья, переходя из детства в пубертатный период, открывали для себя эту неизведанную сладость, до умопомрачения ублажая себя с утра до вечера руками. А Джемаля одолевали адские мучения, сопровождаемые наставлениями его благословенного отца: «Один из величайших грехов – онанизм».
До самого сегодняшнего дня рука несчастного юноши даже не коснулась руки Эминэ. Поэтому самой большой мечтой его наполненного несбыточными желаниями тела была возможность лечь в постель с женщиной. «Вот закончится армия, и все наладится», – думал он. И нате вам – теперь между ним и Эминэ встала эта сопливая девчонка. А он увидел такой же журнал, какие были у его товарищей в армии, и кровь ударила в виски! Известно же, что шайтан через женщину пытается соблазнить мужчину.
«Что же мне делать? – думал он неотступно. – Как мне убить эту мелкую дрянь?!»
Из-за того, что ему следовало выполнить приказ отца, он держался от Мерьем подальше и даже мысленно избегал называть ее по имени, изо всех сил стараясь не вспоминать ни мгновения из прежних детских дней. Она теперь была для него чужой. Согрешив, она стала порочной, падшей, грязной.
Новые боги и богини