Счастье

На вокзале Хайдар-паша толпились прибывшие и отъезжающие, встречающие и провожающие. Никогда в своей жизни Мерьем не видела такой сутолоки! Звучали громкие объявления через громкоговоритель, слышались удары гонгов – и все это, включая Мерьем, Джемаль должен был держать под контролем. Люди совсем не обращали на них внимания: кто-то тащил свои вещи в руках, кто-то – забросив на плечо. Джемаль, с детства наслышанный о дурной славе Стамбула, плотно застегнулся до самого воротника, чтобы не потерять последние три копейки, которые болтались у него в кармане. Он зыркал на окружающих так, словно каждый был вором. Мерьем же намного больше занимали прощающиеся, обнимающиеся, бегущие вдоль поезда, машущие вслед ему рукой люди. Когда она видела целовавшиеся в губы молодые парочки, ее охватывало странное волнение. Не обращая ни на кого внимания, влюбленные целовались долго-долго, но никого это не беспокоило.

Головокружительное ощущение от Стамбула усиливалось еще и тем, что, выйдя с вокзала, человек сразу же оказывался на морском причале. Пристань раскачивалась, стоящие возле нее белые прогулочные теплоходы бились о привязанные к причалу огромные резиновые шины, отчего пристань содрогалась, и тут же в уши врывался глухой звук теплоходного гудка. Сам теплоход был белоснежно-белым, а трубы – черные-пречерные…

По инструкциям, которые Джемаль старательно записал со слов отца, им надо было сесть на один из паромов, переправиться на европейскую сторону города и добраться до дома дяди Якуба, сделав пересадку, на двух автобусах. Джемаль показал бумагу, на которой это было записано, пожилому, с седыми усами человеку в фетровой шляпе и спросил, на какой теплоход надо сесть? Мужчина показал. Но Джемаль испытывал внутреннее недоверие к стамбульцам и поэтому переспросил дорогу еще у двух человек, и только после того, как те показали на тот же самый теплоход, успокоился.

Они так долго простояли в очереди за жетонами, а потом к турникету, что едва не пропустили свой теплоход. Они сели, когда матросы уже начали отвязывать канат от пристани и теплоход был готов к отправлению. Корабль вспенил синь воды, запыхтел, издал гудок и начал быстро набирать ход. Народу было полным-полно, вокруг стоял невообразимый шум. По теплоходу сновали несколько неряшливо одетых мужчин с худыми лицами, которые зазывно кричали, предлагая купить у них расчески, цветные карандаши, кассеты, лезвия для бритья. Они выглядели так, будто всю свою жизнь провели на этом теплоходе. Один пожилой мужчина вертел в руках массажный аппарат и демонстрировал, как этой машинкой можно самому себе снимать боли, как она распрямляет спину, и приговаривал, пытаясь вызвать заинтересованность у равнодушных пассажиров, которые не обращали на него никакого внимания: «Поверьте моему слову, пусть лучшим примером для вас будет мой идеальный вид!»

Запах машинного масла смешивался с опьяняющим запахом моря.

Спустился вечер, в Стамбуле начали зажигаться первые огни, и Мерьем завороженно смотрела на отражающийся в синих водах Босфора сказочный город. В воде мерцали сияющие дворцы и огромные мечети, над головой простирались мосты, связывающие европейскую и азиатскую части города. На малиновом горизонте с изящно очерченной линией минаретов виднелись мечети Сулеймана, Султанахмет, огромная Святая София, дворцы Топкапы, Долмабахче, Чираган, Босфорский мост. Мерьем не знала их названий, она даже в мечтах не могла представить таких дворцов, башен, куполов, минаретов, мостов. Без остановки она восклицала про себя: «О Господи, Боже мой, Боже мой!..»

Солнце, садящееся за мечети, языками пламени лизало тонкие длинные минареты, словно укутывая их в красный бархат, и от всего этого Мерьем хотелось плакать. Скользил теплоход, сжималось сердце, в воздухе парили дворцы и мечети… На глаза наворачивались слезы.

На яхте рядом с теплоходом сидели и пили прохладные напитки хорошо одетые дамы и господа, мимо проплыл прибывший из Черного моря российский грузовой корабль гигантских размеров, на все это смотрели мечущиеся с тревожными криками чайки. Ветер доносил с берега запахи аниса и рыбы, отчего у Мерьем перехватывало дыхание.

Причалив к противоположному берегу, огромный теплоход повернулся боком, и Мерьем увидела, что у берега полно лодок. До пассажиров доносился умопомрачительный запах свежей жареной рыбы, который усиливался из-за одолевающего чувства голода. Округа звенела криками: «Рыба с хлебом, рыба с хлебом!»

– Бог мой! – снова забормотала она. – Господи, Господи, всемогущий Аллах! Все, что есть в этом мире, все – мой Аллах!

Голова кружилась от качки на теплоходе. А может, Аллах, так сильно сердившийся на нее из-за давнего визита к мавзолею Шекера Бабы и всю ее жизнь наказывающий ее, уже сменил гнев на милость? Может быть, он простил Мерьем? Стер из своей черной тетради совершенный ею в детстве проступок, да и все прегрешения, допущенные ею в жизни?!

Мысленно она спросила: «Господи, ты полюбил меня?»