А бабушка-сторожиха и рассказала. То есть не просто рассказала, а заявление подала на имя директора, так, мол, и так, учитель в гардеробе занимался, научно говоря, онанизмом. Правда, она точно не знала, что означает это слово, поэтому так и написала, что застукала трудовика в гардеробе за онанизмом. Ну, его никто и слушать не стал. Уволили — и точка.
Татьяна Петровна после этого случая пережила настоящее облегчение. Фу ты, вот как в старину говорили: бес попутал. Нет уж, больше никаких кавалеров на горизонте. Хватит с нее, ученая. И как только она так решила, так сразу ей очень легко сделалось. По радио еще с утра до ночи веселые песни пели, какая хорошая жизнь настала. И ведь верно. Хлеба стало почти достаточно, колбаса иногда в магазине появлялась, а еще сметана и творог. Васька как-то в гости приехал, так она даже ватрушку сама испекла, сочную, толстую. А дух-то какой по всей квартире разлился!..
Татьяна еще надеялась, что Васька с ней захочет остаться. Ну а что? Учился бы в интернате вместе со всеми. Чем плохо? Математика у них на уровне, ребята на физмат без проблем поступают, русский-литературу тоже хорошо преподают, хотя русичка вроде как старорежимная, старушка такая с брошкой, рассказывала еще, что при царе в гимназии латынь преподавали и греческий. Ну зачем, скажите, сдался этот греческий? Если кто про Персея хочет почитать, так можно в библиотеке книжку взять, «Мифы Древней Греции», там русским языком все подробно описано про этих греков, какой они героический народ.
Только Васька рассудил по-своему. Не понравились ему интернатские. Какие-то все одинаковые, сказал. И одеты абы как, и рассуждают будто под копирку. Самостоятельного мышления нет, то есть.
— А какое тебе еще самостоятельное мышление? — кипятилась Татьяна. — Вон в учебнике все написано, как нужно думать. Учебники умные люди составляли, между прочим. Не чета вам, пацанам. Чего тебе недостает-то? Хлеба с маслом? Нынче мы еще о-очень хорошо живем. Вот во время войны в молотовском детдоме в день пять граммов сахара, десять граммов масла, тринадцать граммов лапши, еще сколько-то граммов муки и крупы. Как тебе такой паек? И ничего, выжили! — она почти сорвалась на крик.
Она для него наизнанку готова вывернуться, вот, даже в кино в кои-то веки выбралась на фильм «Первый троллейбус». Хороший фильм, там еще ее любимый артист играет — Олег Даль. А Васька сказал, что это кино восхваляет рабочий класс и унижает интеллигенцию. Нет, в самом деле, там выпускники школы Сергей и Светка закачивают учебу и выбирают дорогу в жизни. Сергей поступает в вуз, а Светка идет работать водителем троллейбуса. Идет она туда не потому, что плохо училась, а потому, что ей так хочется. Девушка из обеспеченной семьи.
— Мам, ну вот тебе понравится, если я после школы пойду работать водителем троллейбуса?
— То есть тебе хочется вырваться из-под родительской опеки? Ну-ну.
Васька как-то сник и долгих разговоров с ней больше не заводил, а если спрашивала — отвечал односложно, а через пару дней сказал, что домой поедет, нечего ему тут делать, в деревне этой. Скучно.
Хотя вроде и с ребятами подружился. Целыми днями во дворе пропадал. Вернется — как рыцарь в ледяной броне. Варежки в снежной крошке возле печки кинет, туда же штаны в белом панцире, следом валенки. Весело вроде время проводил, с толком.
8.
Удивительно быстро Васька все-таки вырос. Когда Галина Ивановна, баба Галя, умерла, ему семнадцать стукнуло, в десятый класс только перешел, и вдруг такое горе.
Татьяна вроде бы знала, что баба Галя хворает, ну так старики все хворают, привычка у них такая — чуть что за сердце хвататься, да и лет не так много было бабе Гале, в январе 66-го только шестьдесят стукнуло, на юбилее гуляли. Миша ей овечью тужурку справил как раз, она давно о такой мечтала, радовалась, даже плясала.
Татьяна с бывшим мужем до сих пор видеться не хотела, однако пришлось. Миша Веселов не старый еще мужик, а лоб плешивый совсем, и ходить Миша стал как-то боком, раньше за ним такого не замечала.
И вот опять пришлось встретиться. Только в дом зашла, Васька к ней кинулся:
— Мама! Мама! Бабушка умерла!
Хотя она и без него знала, что умерла баба Галя, но, видно, нужно было Ваське свое горе вслух высказать, выпустить наружу, оттого и пожаловался. А кроме Васьки, бабу Галю, похоже, никто и не любил. Миша даже спокойный такой за столом сидел, будто не мать у него умерла, а какая-то чужая тетка, соседка.
Татьяну увидел, аж присвистнул:
— Ну ты кра-аля. Гляжу, плащик болоньевый себе справила по последней моде. Причесочка, все при всем. Ничего себе так сельская училка.
— Я директор интерната, — отрезала Татьяна и отвернулась к окошку.
Миша опять присвистнул:
— Дире-ектор, иди ты! Небось от местных кавалеров отбоя нет.