Счастье

Во время одного из представлений случилась неприятность. Она разозлила префекта, руководителя мэрии, начальника полиции, отчего радость праздника слегка померкла. Во время представления «русские» захватили «турецких солдат», а турки, в дыму сражения, под звуки канонады, принялись напропалую колоть штыками, колотить и пинать «русских». Дородные «русские солдаты» терпеливо сносили побои, ведь «турки» были гораздо мельче их. Однако всему есть предел, даже и терпению, которое «русские» проявляли ради денег. Турецкий отряд, под звуки военного марша и пробирающей до дрожи ружейной канонады, почувствовал такой прилив патриотизма, что стал принимать товарищей за настоящих русских солдат и началась нешуточная схватка. С одной стороны кричали: «Аллах, Аллах!», с другой – разносились звуки маршей, декламируемые воодушевленные героические баллады, и все силы были брошены на то, чтобы прикончить «русских врагов»: их пинали и били прикладами. В одночасье завязалась настоящая война. У играющих роль «русских» из носа текла кровь, у некоторых были рассечены брови…

Мерьем оказалась прямо перед братом Джемалем, уже изрядно избитым, он кричал Мемо: «Брат, не бей! Мне вправду больно, ты с ума, что ли, сошел?!» Все «русские» падали наземь, вопили и пытались взывать к разуму, однако куда там! Наконец от ярости «турки» совсем осатанели – и уж били так били!

Джемаль и другие «русские» набросились на Мемо и его «турецких воинов». От многочисленных ран глаза их были залиты кровью – желая отыграться, они жестоко лупили «турок». И те пустились в бегство! Они бежали так, что пыль стояла столбом, а «русские» неслись за ними…

Так День освобождения впервые в истории закончился полной победой «русских», и старейшины села очень, ну очень рассердились! В том году праздник закрыли рано, суматоху уладили, и снова воцарилась тишина.

А Мерьем, глядя, как Джемаль и Мемо с побагровевшими от злости лицами размахивают перед носом друг у друга кулаками, не могла удержаться от смеха.

Шутка

Может ли кто-то перестать быть самим собой и начать жить иной жизнью, будто он теперь другой человек?

Именно этот вопрос задавал себе Ирфан Курудал, сидя в шумной компании в одном из рыбных ресторанов на берегу Босфора. Отпивая по глотку ракии из стоящего перед ним бокала, он всматривался в блики на воде, любовался светом, отражающимся от проходящих неподалеку кораблей и дробящимся искрами в волнах, ударявшихся о берег.

Уже пришла весна, но апрельский воздух пока не прогрелся настолько, чтобы было можно сидеть на открытом воздухе. Поэтому в рыбных ресторанах открываемые на лето окна еще были закрыты, а внутри работали обогреватели. Обычно по воскресеньям поесть рыбы на Босфоре, провести три-четыре часа, беседуя с друзьями и потягивая ракию, считалось приятным занятием, однако Профессору казалось, что сейчас все иначе. Он вроде и смеялся над шутками, следил за ходом беседы и улавливал суть рассказываемых анекдотов, однако в мозгу у него стучал только один вопрос: можно ли изменить свою жизнь?

Все сидящие за столом, один за другим, рассказывали анекдоты. Самыми популярными в последнее время были о столкновениях на юго-востоке страны. Профессор делал вид, будто слышит эти анекдоты в первый раз, и в финале, как и все, взрывался смехом.

Анекдоты и в самом деле были смешные. Группа Рабочей партии Курдистана, устроив на дороге засаду, поджидала группу военных, которые проходили здесь постоянно в семь часов вечера. Прошло полчаса – военных нет, прошел час – никого. Глядя на часы, лидер партизанского отряда воскликнул: «Парни, как бы чего не случилось с нашими ребятами!»

Ха-ха-ха.

Банкир Метин, рассказывающий эти анекдоты, не упускал возможности пошутить над курдским произношением и особенно гундосил, произнося букву «к».

Боевики РПК, напавшие на одну деревню, всех убили. Остались только старик со старухой. Один боевик, прицелившись, прежде чем выстрелить, спросил женщину: «Как тебя зовут?» Бедная женщина, трясясь от страха, ответила: «Айше!», на что боевик сказал, что его мать тоже звали Айше. «В память о моей матери я не буду тебя убивать», – сказал он и нацелил оружие на старика: «Ладно, а тебя как зовут?» Бедняга дрожащим голосом ответил: «Ей-богу, хотя мое имя Ахмет, но в деревне все меня зовут Айше».

Не дослушав до конца, все грянули таким дружным хохотом, что сидящие в зале обернулись, с завистью глядя на эту веселую компанию. Ирфан подумал, что этот анекдот очень остроумный, раньше он его никогда не слышал.

Прежде этих горьких историй рассказывались анекдоты о лазе[11] Темеле и никогда не устаревающие анекдоты на сексуальные темы. Некоторые из них рассказывали женщины, и, если тема была слишком откровенной, особенно если надо было употребить слова, связанные с названием половых органов, женщины капризничали и только после того, как их мужья настаивали: «Давай рассказывай!», они, стесняясь, начинали. От рассказчиков мужчин они отличались только одним: когда встречались названия половых органов, они либо использовали эвфемизм, либо произносили их, понизив голос.