– Ну да, – откликнулась она. – Раньше психология была сосредоточена исключительно на проблемах. Ну, сама знаешь: неврозы, патологии, расстройства. Суть была в том, чтобы проанализировать ущербные или исковерканные стороны человеческой жизни, чтобы их исцелить.
– Ясно, – сказала я. – Понятно.
– Но есть одна новая теория, согласно которой следует рассматривать то, что люди делают правильно или хорошо. Разобраться, как поступают счастливые, психологически стабильные люди.
– Так про это твой учебник?
Она кивнула.
– И что же они делают правильно? – Внезапно мне очень захотелось знать.
– Много всего. Вот почему нужен целый учебник.
– О’кей. А пример?
– Ну, например, счастливые люди с большей вероятностью испытают радость или отдадут себе в этом отчет, чем несчастные люди. Иными словами, если взять двух человек, которые, скажем, в один день испытали пятьдесят процентов хорошего и пятьдесят процентов плохого, несчастный помнит больше плохого.
– Сродни той шутке про наполовину пустой стакан.
– Но дело не просто в отношении. Это действительно связано с памятью. Если спросить несчастного человека под конец дня, что он помнит, окажется, что плохое. Они не игнорируют воспоминания о хорошем, их память просто такие воспоминания не сохраняет.
– Так мозг устроен? – спросила я, стараясь определить, к какому типу отношусь.
– Верно, – согласилась Уинди. – Но как будто выходит, что это можно изменить. Ставились эксперименты, в ходе которых людей просили практиковаться в запоминании хорошего. И знаешь что? Сработало.
Я задумалась.
– Чем больше отмечаешь в своем окружении хорошего, – продолжала она, – тем больше думаешь о хорошем и тем больше хорошего помнишь. А поскольку от прошлого, в сущности, остаются только твои воспоминания…
– Это изменяет историю твоей жизни.
Уинди обернулась, чтобы кивнуть.
– Точно. Каждый вечер надо записывать три хороших вещи, какие произошли с тобой за день.
– И – оп-ля! – становишься счастливой?
– Вроде того, – откликнулась Уинди. – Например, какие три хороших вещи с тобой сегодня случились?
– Сомневаюсь, что найду три.
– Может, ты их просто не помнишь.
– Ну, – протянула я. – Думаю, они выделились бы на общем фоне.
– А ты попробуй. Это же необязательно выигрыш в лотерею должен быть. Просто мелочи. Мгновение, которым ты наслаждалась. Легкий ветерок, от которого было приятно.
Я надолго задумалась. И только когда Уинди окликнула: «Эй? Ты еще тут?» – до меня кое-что дошло.
– Мне было приятно, что ты отстала, чтобы идти со мной, – сказала я.
– Вот видишь! Очень хорошо! Одна есть!
– Овсянка сегодня утром была чуть менее резиновая, чем вчера.
– Не так удачно, – сказала Уинди. – Копни поглубже!
Я вздохнула.
– Ладно. – А потом, словно щелкнули выключателем, мне внезапно пришло в голову нечто реальное. – Чудесное чувство, когда рано поутру просыпаешься, ты еще в спальном мешке и телу тепло-тепло, а лицу холодно от ночного горного воздуха.
– Гениально! – воскликнула Уинди. – У тебя природный дар.
– А у тебя как? – спросила я. – Что хорошего ты запомнишь про сегодняшний день?
– До сего момента? – переспросила она. – Как мы по-ковбойски кипятили кофе на керосинке. Шум ветра в ветках елей над головой. Мшистый запах леса. Маленькая незабудка на берегу ручья. Стабильность, когда забрасываешь на спину рюкзак и застегиваешь ремень на бедрах. Свежесть в воздухе. Журчанье ручья. Камешек в форме сердца, который я нашла сегодня утром у нашего брезента. Тепло в мышцах, когда мы идем в гору. Тихий мерный топот наших ботинок по тропе. Нелепая красная птичка, которая пролетела мимо несколько минут назад.
– Ты слишком уж хороша, – сказала я. – Даже как-то страшно.
– Просто у меня было больше практики, – откликнулась она. – Ты тоже можешь точно такой же стать.
– Едва ли точно такой же, – сказала я. В тот момент я была в общем и целом уверена, что застряла в том, какая я есть.
– Перед походом я сказала себе, что буду ценить все и восхищаться всем. Это мой боевой клич: «Всем восхищайся».
Интересно, а какой у меня прямо сейчас боевой клич: «Спросите, есть ли мне дело?», «Оставьте меня в покое», «Поговорите с моим кулаком»?
– Хотелось бы иметь боевой клич, – сказала я вслух.
– Могу поделиться своим, если хочешь.
– Попробую-ка я сама что-нибудь придумать, но все равно спасибо.
– Есть еще кое-что хорошее, что я собираюсь запомнить про сегодняшний день, – сказала вдруг Уинди.
– Что?
Уинди с секунду помолчала.
– Потрясающая, изумительная, всепоглощающая влюбленность. – Не сбившись с шага, она оглянулась, чтобы скорчить мне гримаску.
– Ты влюбилась? – спросила я. – Уже? Мы же только что приехали.
– Ну, вроде как с первого взгляда.
– В кого? – спросила я.
– А разве сама не можешь догадаться?
Если уж на то пошло, я могла. Я в точности знала, в кого именно может влюбиться любая и, возможно, все девушки в этом походе. Но я цеплялась за надежду, что ошибаюсь.
– В Беккета!
– Бэ-э! Нет!
– И не в Мейсона или кого-то из его дружков.
– И не в Мейсона или кого-то из его дружков.
– Хью? – с надеждой спросила я.