Счастье для начинающих

– Да пустяки, – откликнулся Джейк, убирая в карман отломанную дужку очков. – Ничего такого, с чем скотч не справился бы.

* * *

Тем вечером, после ужасного ужина из неразварившихся сухих овощей, кипяченой воды, муки и соли мы без единого слова залезли в мешки и заснули так, словно мира вокруг вообще не существовало.

На несколько часов…

Пока нас не разбудил какой-то сохатый, у которого был брачный период. Какой-то очень шумный и очень похотливый сохатый. Так, во всяком случае, мы в тот момент решили. А в тот момент я осознала, что сохатые – совсем не бэмби. Это потом я прочла, что сохатые – своего рода буйволы в мире оленей. Некоторые из них весят под девятьсот фунтов. Той ночью я про сохатых вообще ничего не знала. Я знала лишь, что нечто непостижимо большое издает жуткие, настойчивые, похабные звуки в темноте – и неприлично близко. И когда я говорю «близко», я имею в виду – на расстоянии пяти футов. Возможно, четырех.

Мы все разом проснулись при первом же звуке. Это был протяжный, высокий, жуткий визг, который эхом пронесся через долину и буквально взорвал мне мозг. Он походил на вопль баньши ¹¹. Сначала одной баньши. Потом двух. Потом, наконец, пяти или шести. И все они вопили и топали слишком близко к нашему брезентовому навесу. Никогда в жизни я не испытывала такого парализующего страха. Я ни за что на свете не смогла бы шевельнуться, даже моргнуть. Если эти звери захотели бы растоптать меня, я не смогла бы даже убежать, настолько оцепенела. К счастью, выяснилось, что сохатые издают такие звуки, только когда заняты другими сохатыми. Рев длился, по крайней мере, двадцать бесконечных минут – считается, что за это время сохатые либо находят друг друга, либо сдаются. Потом – тишина.

– Что, черт возьми, это было? – спросила я, когда ужас немного отступил и я смогла говорить.

– Сохатый, – сказал Джейк.

– У них гон или случка, – добавил Флэш.

– Это не случка, – пояснил Джейк. – Скорее на «лосиный рев» похоже. Наверное, сейчас сезон спаривания.

– Вы же не всерьез? – спросила Доси.

– Я часто ходил в походы, – откликнулся Джейк.

– Что такое «лосиный рев»? – спросила я.

– Брачный зов, – объяснил Джейк. – А это не то же, что звуки самого спаривания.

– С чего ты взял, что это брачный зов?

– Звучит так.

– Что-то не похоже ни на одни известные мне звуки спаривания, – возразила Доси.

– Может, ты что-то не так делаешь, – внес свою лепту Флэш.

Мы еще с минуту прислушивались.

– Как, по-вашему, они закончили?

– Могут трубить всю ночь, – сказал Джейк.

В сущности, мы ничего не могли поделать, только попытаться снова заснуть, держать ушки на макушке и надеяться, что нас не затопчут насмерть – или не съедят, или, если уж на то пошло, не изберут объектом спаривания. Пока мы ждали, Доси и Флэш снова заснули. Но не я. Свернувшись калачиком в спальнике, я была уверена, что в жизни больше не засну.

– Не спишь? – шепнул некоторое время спустя Джейк.

– Нет.

– И я тоже.

– Мне интуиция подсказала.

– Тебе страшно?

– Безумно. На все сто в ужасе.

– Если я тебе напомню, что лоси вегетарианцы, это поможет?

– Не слишком.

После он с минуту молчал. Мы оба смотрели на брезент. Потом он сказал:

– А мы с тобой часто спим вместе.

Я перекатилась на бок, чтобы повернуться к нему.

– В каком-то смысле.

– Словно бы вселенная то и дело нас сводит.

– Скорее уж друг на друга швыряет.

Джейк с секунду молчал, потом все же сказал:

– Кстати, извини за сегодняшнее.

– За что ты извиняешься?

– Я знаю, сколько сил ты прилагаешь, чтобы быть счастливой. Я не хочу тебя расстраивать.

Он действительно меня расстроил. Но я пожала плечами.

– Сомневаюсь, что пытаться быть счастливой означает никогда не расстраиваться. Верно?

Джейк согласно кивнул:

– Верно.

– Как раз печаль придает смысл счастью.

– Мудрая мысль.

– Правда? Кажется, я научилась этому у Уинди.

– Нет. В этом вся ты.

– И вообще, – продолжала я, стараясь говорить тише. – Важнее всего было выручить тебя. И сломать твои очки.

– Трижды ура скотчу.

– Я хочу, чтобы ты знал. Мне очень жаль, что ты слепнешь.

– Ага, – очень тихо произнес он. – Наверное, я просто не хочу быть один.

– Ты и не будешь, – сказала я. – Разве ты не замечал, как люди за тобой следуют?

– Но я не буду самим собой.

– Будешь.

Мне хотелось сказать: «Возможно, все будет не так страшно. Возможно, каким-то образом ты еще больше будешь самим собой. Если кто-то способен найти в этом что-то хорошее, то только ты». Но я не знала, как это выразить, чтобы не показалось смехотворно поверхностным. Или невежественным. Или слащавым. Поэтому, помолчав, я сказала:

– Так ты медицинскую карту подделал, да?

– Ага.

– Почему?

– Отчасти потому что всегда хотел приехать сюда и пойти в этот поход. С чего бы зрению меня останавливать? Отчасти, потому что это было легко. И отчасти, потому что ты записалась.

– Я?

– Ага.

– Ты приехал из-за меня?

– Не совсем. Но да.

– Почему?

– Потому что казалось не только возможным, но и вероятным, что ты тут убьешься.

– И ты думал, что сможешь меня спасти?

– Нет, вероятно, нет. Я просто не хотел, чтобы ты умерла одна.

Я некоторое время это переваривала.