– Дункан тоже подумывал пойти, – добавил Джейк. – Ну, знаешь, для подспорья.
– Но?
– Но он вообще не в форме. Кроме того, не с кем было бы оставить Пикл.
– Дункан с самого начала знал?
– Да. И искренне намеревался быть лучшей на свете собачьей нянькой.
– Но вместо этого закатил лучшую на свете вечеринку.
– Моя вина, – сказал Джейк. – Не надо было позволять ему отвлекаться.
– Послушай-ка меня, – не выдержала я. – Это не твоя забота. Ему самому следует разгребать свое дерьмо.
– Ну, да, но у него выдалась тяжелая неделя, – сказал Джейк так, словно мы знаем, о чем речь.
Но я-то не знала. Я покачала головой, мол, «что еще?».
– Из-за Флориды, – сказал Джейк, точно это подстегнет мою память.
Я опять покачала головой. Дункан ездил во Флориду? Что ему там делать?
Джейк нахмурился.
– Флорида, – повторил он медленнее.
Я опять покачала головой:
– Ты никогда не встречала Флориду? Девушку Дункана? Они два года были вместе!
– Дункан встречался с девушкой по имени Флорида?
– Как вообще возможно, что ты не знаешь?
Я пожала плечами:
– Он был безумно влюблен. Думал, она Та Самая.
– Он думал, что девушка по имени Флорида может быть той самой?
– Тебе бы она понравилась, – сказал Джейк. – Фулбрайтовская стипендиатка.
– По имени Флорида?
– Но она его бросила. Он попросил ее переехать к нему, а она вроде как: «Ну уж нет. И хватит». Это было за три дня до вечеринки.
– Почему она его бросила?
– Обычная история с Дунканом. Слишком ребячливый. Слишком неряшливый. Слишком забывчивый. Девушки ой как ненавидят все это.
– Уж точно, – сказала я в защиту моего пола. – Это ужасно раздражает.
– Не понимаю, почему они не могут поискать хорошее, – не унимался Джейк. – Он лояльный. Он добросердечный. С ним чертовски весело.
– Он грязнуля, – продолжила я список Джейка. – Он неорганизованный. От него несет как от носков в спортзале.
Джейк с минуту всматривался в мое лицо.
– Ты посмотришь на него другими глазами. Добрее. Знаю, что посмотришь.
– Вот как?
– Да, – кивнул Джейк. – Как только увидишь его моими глазами, уже не сможешь иначе. – Он поудобнее устроился в спальнике. – Особенно когда я вообще перестану видеть. Тебе придется видеть в нем хорошее за нас обоих.
В своем роде нечестный удар, но, наверное, у него есть право. Я с минуту обдумывала сказанное, потом мне кое-что пришло в голову.
– Ты поэтому после похода едешь дальше? Чтобы посмотреть все те красоты?
– Ага. У меня есть список того, что надо посмотреть.
– Экзотические места, – сказала я, вспомнив все те, которые он перечислял в машине по дороге сюда.
– Одни экзотические, другие нет. Мне бы хотелось посмотреть на дом моего детства. И есть одна карусель в парке, куда меня когда-то водила бабушка. Я все думал, что, наверное, надо поехать в Техас и просмотреть у отца старинные фотографии моих прабабушки и прадедушки и прочих предков. И я уйму всего хочу сделать из списка.
Я перекатилась на бок, чтобы лежать к нему лицом.
– Хочу поплавать с аквалангом. Хочу поводить гоночный автомобиль. Хочу прокатиться на самых страшных американских горках в мире.
– Ты хотел погладить кита.
Он кивнул, радуясь, что ему напомнили.
– Тут мне повезло. Я с кондачка подал заявку в программу. Я увидел объявление на доске в студенческом центре и подумал: «Круто». Но с тех пор как меня взаправду взяли, я все думаю, это наверное…
– Судьба.
– Ну, я собирался сказать, новое направление.
– Так и вижу тебя, изучающим китов.
– Я об этом подумывал. Профессор, к которому меня приставили, везет с собой работающие под водой микрофоны, чтобы записывать песни китов. У китов есть высоко развитый язык, который работает на манер гидролокатора. У них есть специальные нейроны, так называемые шпиндельные клетки. У людей они тоже есть, и они как-то связаны с самосознанием, со способностью к сопереживанию и с языком. Только у китов они развились на пятнадцать миллионов лет раньше, чем у нас. – Он на секунду задумался. – Я мог бы сделать карьеру, пытаясь расшифровать то, что они говорят.
– Правда, поразительно было бы, если бы киты оказались умнее нас?
– Подозреваю, так и есть.
– И ты можешь стать тем самым, кто разберется, насколько.
Он слегка прищурился, точно над этим размышляет.
– Посмотрим, как пойдет интернатура, – сказал он, потом усмехнулся. – А тем временем ты будешь зажигать на бар-мицве.
О, боже, я совсем забыла! Я была в ужасе с того самого момента, как меня пригласили. А теперь вдруг событие пугающе замаячило на горизонте, притом совсем близко.
– Почему ты вообще согласилась? – спросил Джейк.
– Потому что меня попросили. И я хотела доказать, что больше не злюсь.
– На что?
– Я думала, ты уже знаешь эту историю.
Он покачал головой:
– Только отрывочно.
– Ну, в старших классах мой парень, – начала я, – изменил мне с моей лучшей подругой. Он меня бросил и объявил об этом на выпускном вечере, когда забрал назад букетик на корсаж. Мне пришлось просить подвезти меня домой худющего парня, который пришел без дамы, и заставил меня слушать «Богемскую рапсодию», и пытался засунуть мне язык в ухо.
– Он забрал у тебя букет?