Счастье дурака

– Да, – с самым что ни есть разнесчастным видом ответила девчонка.

Ну и что с ней делать?

– Как его зовут?

Кэти взвизгнула и, подпрыгнув, повисла на моей шее.

– Спасибо, спасибо, я знала, что ты согласишься! Он….

Через пятнадцать минут я знал о нем все. Его зовут Игорь, он играет на гитаре с четырнадцати, в одиннадцатом классе написал первую песню, сейчас ему двадцать один, учился на гитариста в колледже искусств, исключили за не посещаемость, играл в трех группах чужие песни, но ничего не вышло, сейчас сколачивает свою, от меня же ему ничего не нужно, только чтоб я послушал его песни и сказал, что о них думаю, ему это очень важно.

В каждом слове Кэт сквозил нескрываемый восторг и чуть ли не влюбленность в этого Игоря. Во мне зашевелилось нечто, странно напоминающее ревность.

– Интересное кино, – пробормотал я. Не знаю, расслышала ли меня Кэт.

– Он очень любит эту группу, – сказала она. – Его даже сравнивают с Цоем.

Единственное, что я принимаю из русского рока, это ДДТ и, пожалуй, Чиж, да и то не полностью.

– Лады, – поморщился я, усаживаясь за компьютер. – Тащи сюда своего «Цоя». Только завтра, часиков так в восемь. Мне нужно работать.

– Мне уйти? – Кэти показательно обиделась. Знает же прекрасно, что у меня язык не повернется ее выгнать!

– Нет, конечно. Только посиди негромко. Музыку какую-нибудь поставь, – я кивнул на полку с компакт–дисками. – Только не слишком живое, сейчас нужно другое настроение.

– Это я уже поняла, – отмахнулась она, выбирая диск. – Ты хочешь сделать трагедию….

– Мелодраму, – фыркнул я.

– Нет повести печальнее на свете….

– Чем повесть о закрытом туалете, – продолжил я, и мы рассмеялись. – Нет, Кэти, никаких love story, тут совсем другая мораль.

– Мораль? – презрительно фыркнула она. Дисковод унес диск в недра системного блока, и через мгновение из колонки раздался тихий перебор гитарных струн. «Don^’t you cry», «Гансенс роузиз». Да, умница моя, это как раз то, что сейчас надо.

– Именно мораль, – уверенно продолжил я, медленно и с чувством нажимая клавиши. – Представь себе, человек ищет счастье. Гонится за ним по белу свету, отказываясь ради него от всего….

– Короче, придурок, – безапелляционно заключила Кэт. – И как ты назовешь эту нетленку?

Кажется, я разозлился. Но… именно для этого нужна мне несносная моя муза, – она не дает расслабляться. Не позволяет «почить на лаврах», я прекрасно понимаю, что мое творчество умрет, если однажды я сочту, что достиг вершины.

– Понятия не имею, – буркнул я. – Потом придумаю.

– Ну и назови ее «Счастье дурака», – вдумчиво преложила Кэт.

– Гениально! – хмыкнул я. – Вот только, милая, в этом названии нет глубины. Все просто и ясно. Не кассово.

– Ты же сам говорил, что не гоняешься за деньгами.

– Ага. Я гоняюсь за счастьем.

Кэти заливисто рассмеялась, взъерошила мне волосы. Диск уже вовсю шпарил Queen, «Show must go on».

– Павел, все гоняются за счастьем, и все хоть раз побывали в дурацком положении. Кинь им приманку.

Признаться, мне было все равно, а Кэти уже не раз выручала меня, прошлую книгу я тоже назвал по ее совету. Это был очень удачный проект. Я перегнал курсор на начало листа, сменил шрифт и большими буквами напечатал «Счастье дурака». Кэти захлопала в ладоши.

– Жребий брошен! – гордо промолвил я.

Рыжая девчонка принялась за салат. Suum cuique, как говорили древние, каждому свое.

Припев

Из дома Прокл выбирался ночью, когда все уже легли спать. Третья и седьмая половицы в сенях скрипели, и он, переступив их, едва не упал на кадку с кислой капустой. Пошатнулся, но удержался на ногах, приотворил тяжелую дверь, проскользнул в щель и птицей слетел с крыльца навстречу ночному миру.

Дома остались любящие отец и мать, старший брат и младшая сестренка, размеренный быт, обеспеченная, мирная, долгая жизнь. Впереди ждали бессонные ночи и голодные дни, нехоженые тропы в непроходимых лесах, хищные звери, озверевшие люди, постоянная борьба за выживание. Только Прокла совсем не пугали опасности, поджидавшие за крепким деревенским тыном. Ему светила звезда изумрудной страны, имя которой было – счастье. И мальчик верил, что однажды возьмет ее в руки.

Когда взошло солнце, не видать было даже холмов, в которых затаилась родная деревня. Вокруг, в тонком мареве источаемого почвой пара, зеленела бесприютная степь. Прокл шагал на запад по одинокой проселочной дороге. Послезавтра ближе к вечеру, если не сбавлять шага, он должен был придти в Снабу, а там и до Ваннабы – рукой подать.

Прошлую неделю стояла жара, перемежаемая ночными ливнями, почва разбухла, и теперь вдоль дороги часто попадались глубокие разливные лужи, кишащие насекомыми. Ближе к полудню мальчик нашел ручеек в неглубокой балке, о котором ему рассказали кусты дикой маслины, резко выделявшиеся в окружении выгоревшей под безжалостным солнцем травы. Перекусил хлебом с солью, запил водой. Он еще даже не запыхался, поэтому, не отдыхая, пошел дальше. Выгоняя овец, приходилось делать гораздо большие переходы.