Счастье…это?

– Это не они, это я сам. Не сразу, а постепенно. А может и они, я уже не понимаю, что они, а что я. Пока я там делал счастливыми людей, я вдруг понял, что потерял сам. Ты не представляешь, сколько у людей горя и несчастья вокруг, и я не представлял. А, теперь я это знаю точно.

– Сам? А, раньше, не сам? Ты сейчас о каких людях говоришь? Что ты там делал? Я, что-то не поняла.

– У нас с Порфирием фирма такая специфическая. Мы делаем людей счастливыми. У нас поэтому поводу договор.

– С кем? Какой договор? Я ничего не понимаю.

– С кухней!

– С кем? С чем? С кухней?

– Ну, сначала со мной говорила кухня, словами не знаю кого, может самого господа бога, а потом появился вот он, Порфирий, а потом уже Аглая.

– Крошкин! – Татьяна сердито смотрела на него, – ты серьезно удивил меня, когда появился и говорил со мной, трезвым впервые за много лет, и я пришла сюда, только с одной целью. Только с одной. Хочу понять могу ли я тебе разрешить общаться с дочерью или нет. Я думала, ты одумался наконец-то, что теперь ты можешь дать ей, хоть что-то. И, что я слышу? Кухня! Бог! Счастье! Ты в своем уме вообще? Что ты несешь тут? Что, это за бред? Кто в такое вообще поверит?

– Я…, – Афиноген открыл было рот для оправданий, но его перебила Аглая.

– Татьяна! А, давайте не будем переливать из пустого в порожнее. Давайте сразу к практической части перейдем.

– А, мне вот кажется, что мы уже перешли! Все границы дозволенного! Вы же и людям, это все врете! Какое, счастье?

– А, вот вы чего хотите прямо сейчас? – улыбнулся Порфирий, – вот в эту минуту.

– Хотите счастливой меня сделать? – громко засмеялась Татьяна, – Крошкин, какой же ты…! Я даже не знаю, как назвать тебя! Ты, на людском горе решил наше счастье построить? Ты зачем меня сюда позвал.

– И все-таки? – Аглая настойчиво пыталась вернуть разговор в нужное русло, – только, очень прошу Татьяна, контролируйте свои мысли. Чего вы хотите?

– Чего, я хочу? – Татьяна презрительно посмотрела на Афиногена, и громко ударила ладонью по столу, – я бы сейчас хотела, чтобы тут появилась Машунька наша, и своими глазами посмотрела в какое чудовище превратился ее папочка. Ну, что? Что ваша фирма по этому поводу скажет? Сможете мне такое счастье устроить? Аферисты!

– Татьяна! – Порфирий удивленно смотрел на нее, – вы считаете, что ваше счастье в том, чтобы дочь ненавидела своего отца?

– Чтобы такое говорить, Фирочка, нужно знать, что это такое. Что значит жить без отца! Я жила без отца, а вы жили? И вы считаете, что такого счастья я желаю своей дочери? Что за разговоры? Вы же фирма!? Да или нет? Хватит болтать, уже!

– Она спит, – пыталась остановить ее Аглая.

– Надо же, какая осведомленность! – засмеялась Татьяна, – что? Никак?

– Как скажете, – Порфирий устало опустился на стул, – как скажете.

Татьяна засмеялась и еще раз ударила по столу, посуда пронзительно зазвенела, звон мерно разошелся по всей комнате, и Афиноген сначала не услышал дверного звонка. Но, в дверь настойчиво постучали. Татьяна бросила взгляд на Аглаю, та только развела руками и указала на дверь.

– Откройте, нельзя же ребенка держать на площадке, там холодно.

– Что-о? – Татьяна, насмешливо оглядывая то Порфирия, то Аглаю пошла к двери.

Она открыла дверь на пороге стоял полицейский и нетерпеливо жал на кнопку звонка. Он гневно посмотрел на Татьяну.

– Татьяна Ивановна? Крошкина?!

– Да, а вам кого? – удивленно попятилась Татьяна.

– Вас, мамаша! Дочь свою заберите! Чего она у вас одна так поздно возле дома гуляет! Скажите спасибо, времени у меня нет, но в следующий раз я приду сюда с органами детской опеки. Ясно!

Он вытащил из-за спины сонную Машу, закутанную в теплый плед. Девочка шагнула в комнату и прижалась к ней.

– Честь имею, дамочка! – полицейский хлопнул дверью.

Татьяна сначала вздрогнула от хлопнувшей двери. Они прижалась к дочери, и не понимая повернулась к столу.

– Как, это? Вы чего наделали?

– Мы? Как, это мы? Это вы, Татьяна наделали! Вы же сами этого хотели.

– Это невозможно! Это просто невозможно! Как она сюда попала? Кто вы такие? Афиноген?! Иди сюда!

Она спряталась за Афиногена, и выглядывая из-за него продолжала испуганный допрос.

– Кто вы?

– Машенька, ты кушала? – Аглая подошла к девочке.

– Да, конечно, – сонным голосом ответила она, – мам, а мы пойдем домой? Или тут спать останемся?

– Ты видишь, меня? Слышишь? – Татьяна испуганно повернула ее к себе.

– Конечно слышу и вижу, – Маша пыталась вырваться и цепко и больно сжавших ее рук, – ну, мам, больно же. Ты, что?

– Ты настоящая? – не унималась Татьяна.

– Мам! Что с тобой? – девочка серьезно смотрела на мать, – что случилось? Что за вопросы?

– Все хорошо, милая. Все хорошо! – она продолжала обнимать ее и гладить, – ничего не бойся, мама рядом.

– Мам? Я ничего и не боюсь. Ты чего?

Афиноген заглянул ей в глаза и взял за руку.

– Тань, теперь ты веришь? Постарайся, это принять. Просто принять. Они такие, могут все. Все! Тебе нечего бояться, они очень хорошие, очень.